— А зачем ты взял трубочку для косички? — полюбопытствовал я.
Тэннер смущенно улыбнулся.
— У нас иногда маскарад устраивают… Вот я ее и нацеплю — то-то смеху будет!
В голубом небе не было ни облачка, солнце стояло прямо над головой — немного позже будет идеальное освещение для съемки цветных фотографий. Я решил вернуться в деревню, как только разберу свои вещи в лагере у ручья; погода за последнее время стала настолько ненадежной, что удобный случай мог больше и не представиться.
В половине четвертого установилось нужное освещение, и я направился в деревню. В этот самый миг в лагерь явилось около десятка мавайянов, и Безил побежал за мной вдогонку.
— Они пришли навестить меня, — объяснил он, — а поскольку мы их гости, следует сохранять с ними хорошие отношения и расплатиться, не откладывая, за все, что мы взяли у них, и за те продукты, которые они для нас приготовили.
Это было некстати, но мне ничего не оставалось, кроме как постараться не затягивать процедуру расплаты. Я достал наши обменные товары и принялся отмерять бисер. Гул восхищения прошел по толпе; в глазах мавайянов я был миллионер, настоящий Крез[67], человек неслыханно богатый и могущественный!.. Я отсчитывал рыболовные крючки, ножи, напильники, булавки… Некоторые из индейцев замерли на месте, не в силах оторвать взора от этого зрелища, другие ходили по лагерю, изучая мое имущество.
Наконец я расплатился со всеми, но на том дело не кончилось: эти милейшие люди принесли с собой кувшин с напитком. Они расселись на земле, и кувшин пошел по кругу. Жены стояли поодаль; одна держала в руке маленькую рыбу, другие занимались своими детьми.
Я сгорал от нетерпения. Длинная тень потянулась от леса через расчистку и подкрадывалась к гребню холма, за которым лежала деревня. Что будет с освещением?!
Ко всеобщему удивлению, я, попирая все правила вежливости, вскочил на ноги, схватил свои фотопринадлежности и помчался к деревне. Уже на бегу я осознал все безобразие своего поступка и оглянулся: индейцы следовали за мной. Возвращаться было поздно, я двинулся дальше. Однако все работы в поселении уже кончились, и солнце опустилось так низко, что нечего было и пытаться фотографировать.
Разочарование и стыд овладели мной. Надо было как-то исправлять положение. Когда индейцы догнали меня, я с широкой улыбкой стал показывать вокруг, твердя «кириванхи» и стараясь объяснить жестами, как мне нравится их деревня и насколько открытые дома привлекательнее всех виденных мною раньше. Потом я подергал длинную бамбуковую трубочку, в которую была продета коса Кирифакки, перебрал пальцами, будто пытаясь играть на флейте, и прикинулся удивленным, когда ничего не получилось.
Все рассмеялись. Мы сели возле главного дома. Кваквэ, больше всех встревоженный моим поведением, успокоился и тоже заулыбался. Он понял, что я отнюдь не хотел никого обидеть и сожалею о своей невежливости.
Будь на их месте другие индейцы, такой поступок мог повлечь за собой войну. В Южной Америке есть племена, чрезвычайно ревностно соблюдающие все обычаи, но мавайяны не относились к их числу. Если бы я на совете старейшин отказался от трубки мира (при условии, что у них вообще есть что-нибудь в этом роде), они бы просто подумали: «Что ж, может быть, он не любит курить». Непримиримыми гораздо чаще бывают индейцы, живущие ближе к миссиям, где им навязывают чужие правила морали. В таких деревнях я часто замечал, что мое появление настораживало индейцев: их лица становились отчужденными, непроницаемыми. Нам удавалось договориться лишь после того, как они убеждались, что я пришел как друг, а не как судья, не для того, чтобы запугивать их, обманывать или мешать им жить на свой лад.
Разглядывая новые незнакомые лица, я чуть не забыл о Кваквэ, а когда увидел его снова, то обнаружил, что он внимательно следит за каждым моим движением. Его глаза заблестели, по лицу пробежала улыбка, руки изящно и выразительно изогнулись. Удивительный человек! Я никак не ожидал, что встречу в джунглях столь утонченную натуру!
Отдых мавайянов
В нескольких метрах от меня лежал в гамаке Япумо, ласково поглаживая щеку своей юной жены. Они по-настоящему любили друг друга, это было видно. Я никогда не сомневался, что индейцам свойственны нежные чувства; правда, еще не случалось, чтобы их проявляли при мне столь открыто; но здесь ко мне относились, как к другу.
Еще приятнее было смотреть на то, как старый вождь Варума радовался встрече с внуком, Фоньюве. Они удобно устроились в гамаке лицом друг к другу; старик что-то рассказывал, а Фоньюве слушал, тихонько наигрывая на флейте. Потом внук стал описывать свои приключения, а флейту взял Варума. Старый вождь был хорошо сложен, не худой и не слишком толстый, но силы уже начинали покидать его. Кожа у него была светлая, как у белого, лицо добродушное, довольное — такое выражение можно порой наблюдать у людей преклонного возраста, привыкших к простой жизни. Глаза старика были полуприкрыты; играя или разговаривая, он время от времени заразительно смеялся. Я подумал, что еще никогда не видел человека до такой степени счастливого.
67
Крез — царь одного из древних государств Малой Азии. Огромное богатство сделало его имя нарицательным. —