Понемногу исчезли в сумерках границы водоразделов с небесным сводом. Теперь склоны долины вставали сплошными стенками, смыкавшимися где-то в зените. Надвигалась ночь. Начал давать себя чувствовать холод — особенный, предвесенний, промозглый. Мелкая дрожь уже не раз пронизывала собаку, а теперь охватила и хозяина.
— А! Ладно… Дальше, может, хуже будет… Попробуем.
Сбросил с себя зипун и старательно приторочил его к санкам. Теперь он оставался только в ватнике, серый цвет которого сливался с вечерней окраской окружающих предметов.
— Так-то полегче. А это все имущество вместе с санками при необходимости им под ноги пустим, как волчьей стае. Пусть думают, что заряд… Пошли, Жук!
Макаров, крадучись, двинулся от елочки к елочке в сторону правого склона. Здесь лес поднимался почти до вершины одной из лощин. После каждого шага человек и собака застывали, напряженно вслушивались и вглядывались в серую мглу. Пришлось пройти несколько десятков метров вниз по долине, чтобы добраться до этой лощины. Там и склон был несколько сглажен осыпями и оползнем. Какими длинными показались эти метры!
Любой водный поток, большой или маленький, у своего устья создает нагромождение ила, песка, гальки и валунов. Иногда такое нагромождение состоит из остроугольных обломков, чаще из округлых или плоских, как говорят, «окатанных», отшлифованных галек. Если внимательно присмотреться к горному ручью, то можно заметить, что он состоит из бесконечного числа водопадиков. Как только воды в ручье становится больше, например после дождя или в период таяния снегов, они оживают. Вода ударяет камни друг о друга, сбивает острые углы, а когда камень попадает под водопадик, то сглаживание идет быстрее: он начинает вращаться, пока не превратится в хорошо отполированную гальку, которая начинает скользить вниз по руслу потока. Такие нагромождения принято называть «конусами выноса». У небольших потоков конусы выноса обычно лишены растительности. Она не успевает вырасти, как очередной паводок сметает все на своем пути.
Подойдя к конусу выноса, отделявшему днище долины от залесенной лощины, Макаров долго стоял. Наконец решился. Привязал к лямке от санок длинную веревку и вытолкнул их вперед насколько хватило сил. В несколько прыжков преодолел оголенный участок пути. Прижался к кустам. Подождал и начал потихоньку подтягивать к себе санки.
Игра с санками заинтересовала Жука. Пес скатился вниз к медленно двигавшемуся грузу, намереваясь схватить его зубами. Такая резвость, несомненно, объяснялась тем, что он долгие часы просидел, почти не двигаясь, рядом с хозяином в засаде.
— Назад, гадина!
Это было худшее из всего, что можно было сделать. Пытаясь остановиться на крутом склоне, Жук задел за веревку, запутался в ней, рванул… санки покатились вниз. Поняв свою провинность, пес отскочил в сторону и распластался на снегу в ожидании жестокого наказания.
Макаров сначала оцепенел от неожиданности и злости. Но потом выпрямился и спокойно пошел вниз к санкам. Он даже не ударил Жука. Поведение собаки еще раз убедило, что поблизости нет никого чужого.
— И-и-и-и! Ги-ги-ги! Ги-и-и-и-и!
Дикий, протяжный крик раздался совсем близко. Так обычно кричат пасечники и люди, оставшиеся на ночь в незнакомой таежной избушке, отпугивая в ночи медведей. Но в такое время года гуляющий «хозяин тайги» был исключительной редкостью. Крик был непонятен.
— Уходить надо. А то, Жук, не придется нам с тобой больше ужинать…
С перевала открылся вид на долинку, несколько более залесенную, чем предыдущая. А прямо под тем местом, где стоял Макаров, располагалась небольшая заимка пасечника или лесника, который, по-видимому, был причиной всех пережитых страхов. Хозяин дома стоял около открытой двери в облаке пара и истошно орал:
— И-и-и-и! Ги-ги-ги-ги!
«Чего он орет? — подумал Макаров. — Сам как медведь. Не иначе, как от скуки, а может, от страха. Один, наверное?»
Усталость и ощущение холода взяли верх над осторожностью. Маскироваться все равно было бессмысленно, так как он, конечно, был отчетливо виден от избушки.
Больше не прячась, Макаров быстро спустился на тропу, идущую по борту долины, и направился к дому.
— Здорово!
— Здорово, коль не шутишь. Откуда такой к ночи?
— Дальний, из города я…
— Ну? А сюда как занесло?
— Да вот заблудился, видно. Хотел на прямую. К вечеру бы мне в Михайловку надо. Да не вышло.
— Прямо только вороны летают. А отсюда в Михайловку твою только зимой прямая тропа.
— Пошто? — спросил Макаров.
— По весне здесь не ходим. Река, паря, тут сурьезная. На Иртыше лед стоит — пушкой не прошибешь, а здесь пропарины. Вот охотники стояли, так ушли. Вторую ночь один ночую. Верно, уже причалились. Нам сюда телеграммов не носят.