Тарасову было непонятно, как Матвей-буря мог оказаться в обозе. Видимо, обида была прощена и он сам решил прийти на помощь к другу. Коровин говорил, что посылал ему письмо. И вот он, Тарасов, так неудачно начал свое знакомство, да еще отличился в пути тем, что не замечал, как к нему обращаются люди.
— Да вы не думайте, если не поладим, я не задержусь, — как бы угадывая смятение начальника, заметил Буря. — Мешать не стану. Сам иду, без приказа или аванса. Просто из интереса. Я человек самостоятельный. За то меня еще в партизанском отряде в разведку всегда одного посылали, редко кого только для связи брал.
— А почему вы, Матвей Фаддеевич, решили, что я сомневаюсь, — попробовал вывернуться Тарасов. — Откуда я мог знать, с кем беседую? Может, лучше познакомимся, хоть с опозданием?
То, что Тарасов так прямо признал ошибку, назвал по имени-отчеству и протянул руку, польстило старику.
— И то правда! — сразу согласился он и широко улыбнулся.
Теперь Тарасов мог убедиться, что здоровая правая рука этого человека была из тех, которыми шутки ради сгибают медные пятаки.
— Ну, что же. Теперь, по обычаю, можно закурить. Ты моего, а я твоего. Коли поладим, может, и другое что не раз делить придется.
Тарасов с готовностью протянул кисет и сам взял из рук Матвея аккуратный кожаный мешочек. Не новый, но с еще заметной сафьяновой отделкой, длинными завязками, несколькими отделениями и петлей, чтобы прикреплять на ремень, либо «на крестик» — на шею.
— Он у меня на старый таежный манер, — пояснил Буря. — И для табаку и для золота годится. А двойная крышка, чтобы не промок.
— Хорош!
— Может, поменяемся? — неожиданно предложил Буря, — Твой тоже ничего. Расшитый, девичий.
— Нет Память это.
— Правильно. Знаю. Видел я твою Нину. Проверял, раньше чем идти, что за люди.
— Когда же это, где?
— Успел вот. Только это наших дел не касается.
За перекуром немного передохнули. Теперь опять вниз до дна лощины, а затем шаг за шагом наверх, короткая передышка на переломе, и начинай ту же песню. К усталости начало прибавляться чувство голода.
Тарасов и Буря шли рядом Говорили мало, как многие бывалые в тайге люди, наперед знающие почти все, что может случиться при любом стечении обстоятельств. Лишь изредка перекидывались короткими фразами.
— Как там Коровин насчет ужина сообразил?
— Этого учить не надо. Дело знает. Голодными не будем.
— Он может и не знать, когда доберемся.
— Плохо вы в своем заместителе разобрались. У нас на Алтае все и всё знают, что знать надо, а иной раз и маленько побольше.
— Это я согласен. Уже встречался. Но за последние дни нас вроде никто не обгонял.
— Вроде Володи, на манер Кузьмы. Обгонять, может, и не обгоняли. Но дорога-то не одна, — уклончиво сказал Буря. — у Больно просто жить хотите.
— А зачем в обход идти? — не понял Тарасов.
— В такое время, когда за буханку на дороге убить могут, тащите через все горы обоз с хлебом и хотите, чтобы ваш каждый шаг не знали?!
Помолчали. Тарасов заметил, думая вслух:
— Неужели так плохо в деревнях? На рудниках люди уже не голодают. Хотя и очень трудно — страна на карточках. До богатства пока далеко. Сразу разве справишься…
— Не осерчайте, товарищ начальник, за то, что скажу. Я пораньше вас здесь советскую власть устанавливал, а надо будет, жизнь за нее отдам. Не о том речь, и агитировать меня нечего.
— Нет! Что вы. Я это и для себя говорил.
— То-то… Иной раз думаю, не рано ли о врагах забываем. Змеи они, живучие.
Солнце садилось, когда лошади из последних сил взяли еще один перевал.
— Дело к ночи поворачивает.
— Ничего, теперь доехали. А вот и встреча.
Действительно. Навстречу, опираясь на палку, шел человек.
— Ваня!
— Михаил!
Тарасов и Коровин обнялись.
— Добрались! Благополучно? — спрашивал Коровин. — А я боялся, как тебе эта дорожка будет. Беговую бричку послал с сеном. Но ее что-то у вас не видно.
— На руднике оставил, — ответил Тарасов. — Кое-что получить не успели. Завтра догонит. Только обозлился я за нее.
— Это почему же?
— Что я, по-твоему, девица-невеста. На пушистом сене с бубенцами меня водить вздумал?
Но Коровин не слышал ответа. Он увидел Бурю и трижды расцеловался с ним.