Через несколько дней, после этого разговора поступило сообщение о появлении вблизи участка работ Тарасова чрезвычайно подозрительного человека.
Больше медлить было нельзя.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Новая весна застала наших друзей опять в Зыряновске. Сюда пробирались по последнему зимнему пути, по рыхлому снегу, полыньям; ночевали в самых неудобных местах. Здесь отряд должен был разделиться. Одна часть отправлялась снова на Черновую, другая — продолжать поисковые работы.
На Черновую шел Коровин. Договаривались, что Тарасов появится там же к концу лета, когда будут завершены поиски и надо будет окончательно выбирать участки для детальной разведки. С Тарасовым пошли Матвей и конюх Ахмет, особенно сдружившиеся за прошлое лето.
Уже в первый час по возвращении в Усть-Каменогорск на плоту, в прошлую осень, выяснилось, что жена Матвея все лето провела с Ниной Тарасовой, помогая ей выходить больную дочь. Это и была новая подруга, о которой говорил Матвей при встрече с Коровиным прошлой весной. Теперь Петровна сама нуждалась в уходе, и ни у кого не вызвало никаких вопросов появление в доме Бури Нины Тарасовой и то, что она осталась там на лето.
Группа Коровина двинулась первой. Тарасов остался ждать, когда вскроются реки, а горы освободятся от снега. Он решил ознакомиться с почти законсервированными тогда выработками Зыряновского рудника. Потом засел за изучение архивных материалов, сохранившихся здесь. Особенно заинтересовали данные о небольшой разведочной шахте, расположенной недалеко от рудничного городка. Записок было три, и все они сообщали разноречивые сведения.
Кроме того, оказалось, что маленькая шахта имеет особую историю. За несколько дней до установления в Зыряновске советской власти здесь расстреляли группу революционеров. Трупы, сброшенные в ствол шахты, затянуло льдом и засыпало породой. Шахту считали братской могилой, и над стволом собирались поставить памятник. Для окончательного решения нужно было заключение о перспективах месторождения, эту работу поручили Тарасову. Он выехал на место с двумя работниками рудника.
Ствол заброшенной шахты был виден, только если подойти к нему вплотную, и выглядел как большой колодец, без сруба. Обычно у шахт хорошо видны два отвала: один большой — породный, а второй поменьше — рудный. Порода сохраняется долгие годы, и объем ее позволяет приблизительно определить размеры пройденных выработок. Руда, как правило, менее устойчива, и, даже если ее не пустили в переработку, она все равно разрушается атмосферными водами, а затем ими же сносится.
На этот раз рудного отвала практически не было, и для того чтобы сделать какие-то выводы, нужно было достать свежей руды.
Расчистив остатки снега, сбросили накат из жердей, сделанный для того, чтобы предохранить от падения в шахту скотины или путников. Открылся ствол. Неровности стен и углы были заполнены льдом. Он лежал и на дне, плохо освещенном косыми лучами солнца. Местами лед поблескивал, но в общей массе был почти черным.
На глубине около тридцати метров, чуть выше ледяного дна, в стенке ствола виднелось отверстие.
— Смотрите! Наверное, это штрек.
— Вот туда и нужно пробраться, — заметил Тарасов.
— Не спрыгнешь.
— Да и лестницы такой не найдешь.
— Придется добывать веревку.
На поиски подходящей веревки, вязку узлов на ней, подбор бревна для перекладины, а потом на поиски транспорта для доставки к шахте ушла половина дня. Дальнейшую работу решили отложить на утро, но не выдержали и, несмотря на усталость, принялись укреплять бревно камнями. Надежно привязали веревку. Спускались по очереди. Установили, что выработка «стоит» — не обвалилась и доступна для осмотра. Спустили кайлушку, лопаты, зубила. В качестве освещения использовали обычную «летучую мышь», так как настоящих шахтерских ламп просто не было.
Полусгнившая крепь, мокрые в натеках стенки, плохое освещение заставляли с опаской делать каждый шаг. Кроме того, все помнили, что рядом находится братская могила. В воображении невольно рисовались страшные картины происходившей здесь трагедии.
Метрах в пятидесяти от ствола выработка заканчивалась рассечкой по одному-два метра в обе стороны. Здесь ее стены и кровля слагались плотным «сливным» кварцем, не требовали крепления и хорошо сохранились. Местами в кварце поблескивали прожилки, неправильные скопления более темных, чуть золотистых или свинцово-серых минералов.