В конце концов выяснилось, что на стане все благополучно и стрелял из шалости, по случайно подлетевшему рябчику, один из их собратьев-практикантов. Просто выстрел совпал по времени и усилил испуг.
По команде Бури и Чернова были вооружены все находившиеся поблизости разведчики. Оставили охрану и отправились на поиски бандита, дав предварительно сигнал тревоги для тех, кого не успели предупредить.
Погоня вернулась через несколько часов. В кустах они обнаружили стреляные гильзы от карабина, а на рыхлой поверхности канавы — следы человека в мягкой обуви и собаки или волка. Вещи коллекторов были целы, но разбросаны. Пробы рассыпаны. В двух-трех километрах от места происшествия, вверх по ручью, наткнулись на охотничий шалаш со следами недавнего огневища. Вот и все. Правда, еще не вернулись Чернов и Митрин. По словам Бури, они заметили какой-то подозрительный след и решили ехать по нему дальше.
Чернов вернулся ночью, злой. Он сказал, что практиканты испугались зря. Видимо, случайный охотник проходил через участок и стрелял в волка, след которого остался в канаве. А крик был шуткой или, может быть, предназначался для того, чтобы вернуть перепуганных парней.
Тот факт, что преследователи никого не обнаружили, Чернов объяснял просто. До приезда погони на место происшествия прошло не менее часа. Человек спокойно спустился в долину и, ничего не подозревая, ушел по дороге.
Он добавил, что поспорил с Митриным и каждый поехал своей дорогой в одиночку.
— Ничего, он тайгу знает. Конь у него добрый. Далеко заедет, так на любой заимке заночует.
Не появился Митрин и к обеду следующего дня. Это начало беспокоить. Надо было прекращать работы и посылать людей на поиски, а быть может, и на помощь. Особенно возмущался Матвей Буря.
— Как же это, ты, Чернов, хорош! Додумался отпустить человека одного.
— А разве я знал.
— Мало знать, кое-когда еще и думать надо!
Начали перебирать в памяти все события прошлых суток. Выяснилось, что Митрина никто не видел на стане к моменту начала происшествия. Он появился с опозданием и сразу же включился в погоню. Нашлись люди, которые слышали спор между ним и Черновым. Во время спора Митрин выкрикнул: «С кем ты, сын гор!».
Чернов отрицал этот выкрик и доказывал, что они спорили исключительно из-за выбора направления преследования.
— А может, сам Митрин и напугал людей, а потом смотался, — высказал кто-то предположение. — Лошадь у него теперь есть, винтовка тоже, а денег раздобудет.
Эго показалось возможным, хотя и не вязалось с честной работой проводника на протяжении ряда месяцев.
— Чепуха! — возразил Коровин, — он сто раз мог уйти от нас. Без шума да еще с прибылью.
Пришлось принимать двойные меры предосторожности. Часть людей направилась на поиски, а оставшиеся на работах организовали вооруженную охрану. Лошадей подтянули на поляну, прилегающую к бараку. Появилось недоверие и к Чернову. Он ездил искать Митрина под негласным надзором одного из бывших партизан.
Тимофей пришел пешком со стороны физкультурного брода на третью ночь. Измученный, но с винтовкой. На окрик дежурного ответил:
— Не балуй! Свои. Не видишь что ли?
А когда к нему навстречу высыпало все население барака, смущенно добавил:
— Потеряли, видать. Коня только уходил. На заимке у жены Черновой оставил. А то не ушел бы он от меня.
— Кто он?
— Говори ты толком!
— А чего толком? Ушел, другой раз не уйдет. Достану.
Тимофея втащили в избу. Заставили раздеться. Тарасов приказал налить спирту.
— Не пью я его. Через него все и приключилось.
— Опять загадки. А ну, «сын гор», не хнычь. Приказываю выпить.
— Вы это серьезно, Михаил Федорович?
— А что же тут шутить.
Сначала с опаской, а потом жадно Митрин проглотил спирт, запил водой и с куском хлеба в руке упал на стол. Нервно вздрагивали плечи. Все понимали — таежник, видавший виды и не боявшийся ни медведя, ни барса, плачет.
Тимофей сам нарушил вежливое молчание:
— Как я его увидел, так перед глазами и встало. Вот я и сказал Витьке: «Уходи. Сам буду разделываться, а полезешь — и тебя порешу».
Тарасов встал.
— А почему же ты, Чернов, молчал?
Чернов ответил смущенно:
— А я ему слово дал, еще как встретились, ничего не рассказывать.
— Ну, а теперь?
— Как, Тимофей?
— Говори. Теперь все равно, — обиженно сказал Митрин. — Упустил гада.