На печурку, сделанную из железной бочки, в обычные дни служившую для обогрева промывалки, сушки и разогрева проб, накладывали несколько больших валунов. Когда они раскалялись, баня превращалась в парную.
Для тех, кто любил попариться по-сибирски — разогреться на пару, а потом выскочить на мороз, обтереться или вываляться в снегу и опять на полок, — здесь были особенно благоприятные условия.
Создатели бани гордились тем, что она у них имеет окно и горячая вода подается дежурным по потребности, из бочки, гревшейся на костре, по желобку в шайку — «вреде бы как из-под крана».
Буря и Митрич проверяли не только, чтобы все члены коллектива побывали в бане, но и обязательно сменили белье. Бывали, конечно, случаи, когда кто-нибудь выражал недоумение по поводу такого «попечительства»:
— Чего ты с баней пристал. Может, я сегодня только помоюсь, а стирать в село с обозом пошлю.
— Не умничай, — отвечал Митрич. — Не нравятся наши порядки? Проваливай, пока тропу не замело. А мы вслед письмо в село — так, мол, и так, без грязи ему не ложилось.
— Письмо… докажем… Точно вам тут с Бурей партизанский отряд, чтобы стирки назначать.
— Интересно, чем мы хуже партизанского отряда? — вмешивался в спор Буря. — В лесу живем, в одном бараке, на одних нарах спим. Сводку боевую каждый день передаем, приказы получаем.
— Ну и что?
— То самое, что твоих баранов чужим сеном кормить не будем. Давай в баню и чтобы было, как Митрич сказал, сам проверю.
— А после бани дадут чего? — уже примирительно спрашивал спорщик.
— Как и всем — чай с малиной.
— Тьфу!
— Эге! Так и без малины останешься!
Такие перепалки неизменно кончались шуткой и всегда в пользу общего дела.
Душой коллектива зимовщиков наряду с Бурей и Митричем все больше становился недавно прибывший радист и гармонист Гриша Светов. Он отслужил «действительную» на одной из недалеких пограничных застав. Был демобилизован со значком отличника и грамотой. Ехать ему нужно было куда-то в центр России, чуть ли не к курским соловьям. По дороге завернул в село, где должен был находиться его родной дядя — Митрич, которого он никогда в жизни не видел в глаза. Узнав, что Митрич работает на разведках, Гриша решил сходить, повидаться, а заодно посмотреть, как проводятся разведки и как выглядит самое золото, чтобы не краснеть потом в России. А тут еще подвернулась встреча с Тарасовым.
Светов пришел на разведку в военной форме за возчика, с колхозным обозом. Митрич сначала не признал племянника. Долго читал письмо от известной ему только по рассказам сестры, что еще до революции вышла замуж за «чужого» и уехала с ним в Россию. Решающей оказалась записка Тарасова. В ней сообщалось, что начальник заставы рекомендует молодого человека как отличного радиста, исполнительного бойца, хорошего работника и веселого парня — баяниста. Дядя и племянник нашли общий язык, а когда после обеда Гриша вынул баян и разлилась широкая сибирская песня, не выдержал Буря:
— Оставайся у нас до весны. Все равно пароходы не ходят, на конях добираться — дело не близкое, да и одежонка у тебя. С дядькой поживешь, подработаешь. Если, конечно, работать не чураешься. Наш-то радист больной совсем, смены ждет. Лечиться ему надо.
— А что с ним? — осведомился Гриша.
— Баба его извела. От нее и в тайгу подался, — рассказывал Митрич. — Не помогло. Врач говорит, язва у него теперь внутри, на кишках что ли приключилась. Но я замечаю, что, пока от нее писем не получает, так и не бедствует, а как какой дурак привезет эти конверты, так ему сразу плохо становится. Уехать хочет.
— Посмотрим… — уклончиво ответил Гриша.
На следующий день вместе с Бурей он обошел все работы, попробовал работать в шурфе, побывал на промывке, подержал в руках шлих с золотом. Деловито спрашивал о расценках, о спецодежде и, видимо, удовлетворенный ответами, остался.
Теперь в бараке нередко звучали задушевные песни. Пели их вполголоса, под аккомпанемент баяна. Даже когда прежний радист уехал, у Гриши было много свободного времени. Он перебрал все виды работ, нередко заменял больных, и не было дня, чтобы в дополнение к своему основному делу не выполнил нормы. Его грамотность и умение рисовать помогли привести в образцовый порядок журналы на каждый шурф.
В один из вечеров после бани и сытного ужина все отдыхали. Гриша перебирал клапаны баяна, кто-то напевал. Покой был нарушен стуком в дверь.
— Кто бы это?
— Входи!
— Давай открывай!