Выбрать главу

Вдовстующая императрица Цыси была многим обязана Жун Лу. В юности Жун Лу, сын и внук видных маньчжурских военачальников, был помолвлен с соседкой по пекинской улице девицей Ниласы. Судьба уготовила ему службу в качестве офицера императорской гвардии в летнем дворце Юаньмин юань - резиденции императора, а Ниласы попала в число наложниц императора Сяньфэна. Занимавший Драконовый престол имел множество имен: Тянь-цзи - Сын Неба, Дан-цзинь-фо-е - Будда наших дней, Хуанди - Великой император, Шэн-хуан Святой император, Шэн-чжу - Святой владыка, Ваньсуй-е - Десятитысячелетний властелин, Чжэн - Настоящий святой, Юань Хоу - Повелитель обширного пространства, Чжицзюнь - Великий, почитаемый, Богдохан - Премудрый правитель, Хуаншан - Ваше величество и Чжуцзы - Государь, и наложниц он, естественно, имел множество - до двух сотен. Но именно Ниласы угодила своему повелителю - подарила ему сына и тем самым безмерно возвысилась. Во время тайпинского восстания и вызванной им гражданской войны Англия и Франция ввели свои войска в Китай и из Тяньцзина повели наступление на Пекин. Маньчжурские войска не сумели оказать сопротивление агрессии и император Сяньфэн с чадами, домочадцами и бесчисленной ордой приближенных был вынужден бежать из столицы в провинциальный городок Жэхэ. В октябре 1860 года оккупанты навязали Китаю кабальный договор, по которому Тяньцзин признавался открытым городом и торговым портом, Англия завладела территорией Цзюлун, Китай обязался выплатить союзникам-оккупантам до восемь миллионов ланов серебра каждой и, кроме того, бедняков-китайцев разрешалось использовать в качестве наемной рабочей силы в колониях Англии и Франции. Умирая в Жэхэ, император Сяньфэн завещал Драконовый трон Сына Неба ребенку Ниласы - Цзай Чуню. Чтобы властолюбивая и жестокая Ниласы не утвердилась регентшей при шестилетнем императоре и тем самым не забрала всю полноту власти в свои руки, приближенные Сяньфэна решили убить ее, но маньчжурская гвардия под командованием Жун Лу арестовала заговорщиков. Ниласы, вместе с Нюхулу, первой наложницей Сяньфэна, стала императрицей-регентшей. Девизом правления малолетнего императора Цзай Чуня стало "Тунчжи" - "Совместное правление", имея в виду регенство двух императриц.

Через четырнадцать лет, в январе 1875 года, физически слабый, развращенный, больной сифилисом император Тунчжи умер. Ниласы настояла, чтобы трон наследовал ее племянник Цзай Тянь - сын брата императора Сяньфэна и ее младшей сестры. И опять большую услугу оказал ей Жун Лу, заставивший противившихся родителей отдать четырехлетнего малыша. Цзай Тянь был возведен на Драконовый престол, а девизом его правления было избрано "Гуансюй", что означало "Блестящее наследие".

К этому времени уже шестидесятилетняя, императрица-регентша Ниласы, обладательница длиннейшего титула Цзы-си-дуань-ю-кан-и-чжао-юй-шоу-гун-циньсянь-чунь-си - Милосердная, Счастливая, Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокомысленная, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная и Лучезарная, большая проказница в молодости, не потеряла вкуса к жизни и в зрелом возрасте. Жила императрица в новом Летнем дворце. Старый, Юаньмин юань, был разрушен, разграблен и пришел в упадок, негодность и полнейшее запустение после англо-французской оккупации Пекина. Новый летний дворец - Ихэюань, был построен на деньги, отпущенные казной в 1883 году для строительства военно-морского флота, и представлял собой целый комплекс дворцов, храмов, павильонов, пагод, отдельных залов, террас, ажурных мостов и других сооружений, раскинувшихся на площади в триста тридцать гектаров.

Обожавшая властвовать и распоряжаться судьбами четырехсот миллионов подданных, Цыси полностью отстранила безвольного императора Гуансюя от управления государством и взяла всю полноту власти в свои руки. Относясь с полнейшим безразличием к страданиям голодающего народа, она старалась сохранить высокий престиж Китая в глазах иностранцев путем демонстрации блеска и роскоши императорских покоев.

В 1896 году Жун Лу - генерал-губернатор столичной Чжилийской провинции, командующий вооруженной и обученной по европейскому образцу Новой Пекинской полевой армии, начальник императорской гвардии и столичной полиции, верный слуга и даже, по слухам, отец второго, тщательно скрываемого ребенка императрицы Цыси, был в зените своего могущества.

Выслушав Жун Мэи, он посочувствовал ее горю и пообещал устроить в свиту императрицы. Это удалось ему очень легко. Императорский двор весь состоял из маньчжурцев, уже два с половиной века правивших Китаем, а внучке двоюродного брата Жун Лу, муж которой геройски погиб, защищая Ляодунский полуостров от японских орд, место фрейлины, конечно же, нашлось.

Присланный императрицей Цыси зеленый паланкин, несомый четырьмя рослыми евнухами, застыл у главного, восточного входа Дунгунмэнь Летнего дворца-парка Ихэюань. Выйдя из паланкина, ошеломленная Жун Мэй за красными стенами императорского города и верхушками деревьев увидела крыши дворцов, покрытых черепицей, сиявшей позолотой и бирюзой, а перед ней высились кроваво-красные врата, по обе стороны которых возвышались странные сооружения из белого нефрита. По крытым переходам ее провели к Жэньшоудянь -Павильону человеколюбия и долголетия, покоям императрицы. С восторгом и изумлением застыла Жун Мэй перед входом, залюбовавшись огромными бронзовыми курительницами, свирепым драконом и журавлем, сияющими красной медью, яркой глазурью орнамента керамических чанов, тончайшей резьбой дверей, пестротой одежды челяди...

- Пойдем, насмотришься еще, - дернул ее за руку Жун Лу, и боковым входом провел в покои императрицы. Дежурный евнух внимательно оглядел трепещущую, почти теряющую сознание от значительности момента женщину, велел поправить прическу и распахнул громадные двери, на которых была прибита желтая драконовая табличка с надписью: "Десять тысяч лет и еще десять тысяч по десять тысяч лет императрице".

Жун Мэй увидела в глубине комнаты двух пышно разодетых беседующих женщин - молодую и пожилую, шагнула вперед и упала на колени. Совершая сань-гуй цзю-коу - церемонию представления императрице, она, делая маленькие шажки, трижды становилась на колени, по три раза касаясь лбом пола и так и застыла перед женщинами.

- Расскажи о себе, девочка, - сладким голосом пропела старуха и Жун Мэй сразу определила, что она очень злая и капризная, но притворяется доброй и ласковой. И очень стало ей горько и страшно, и захотелось вскочить и убежать, но она вспомнила слова старого хушана Яня из храма Ху-шэнь и постаралась овладеть собой.

- Нуцай - рабыня Жун Мэй родилась девятнадцать лет назад в Мукдене, в семье даотая - губернатора провинции. Восьми лет, по совету дедушки Жун Лу, я была отдана в миссионерскую школу, где училась до семнадцати лет.

- Хао, хао, - хорошо, хорошо, - равнодушно бормотала императрица, но тут насторожилась.

- Как, ты девять лет жила у варваров-миссионеров?

- Нет, нуцай Жун Мэй жила дома, меня утром уносили в школу и к вечеру забирали обратно.

- Хао, хао. А ты веришь в их бога? Того, который бунтовал, за что его приколотили к деревянному кресту гвоздями...

- Нет, нуцай Жун Мэй не верит в их бога. В мире нет двух истин, у всех трех нынешних учений одно начало, - ответила она, имея в виду даосизм, буддизм и учение Конфуция.

- Хао, хао, - кивала императрица, и в ее равнодушно-настороженных глазах мелькнула какая-то мысль.

- А что ты изучала в миссионерской школе?

- Нуцай Жун Мэй изучала историю Поднебесной империи, всемирную историю, математику, географию, училась рукоделию и домоводству.

- А это тебе зачем? - презрительно спросила императрица.

- Учили..., - Жун Мэй склонила голову.

- Что еще?

0 том, что мать Жозефина учила их священному писанию, молитвам и церковным обрядам Жун Мэй сказать не осмелилась и, после небольшой заминка, произнесла, - Языкам...