— Ну хорошо, теперь вспомните вечер 18 сентября. Это была пятница, тот вечер, когда у евреев был большой праздник…
— Это был вечер, когда старый джентльмен заболел.
— А мистер Бен, наверное, пришел домой рано? По крайней мере у остальных — евреев, я имею в виду, — был короткий рабочий день, так что у него, видимо, тоже?
— Это точно. И всю прислугу тоже рано отпустили. Тут не заведено, чтоб у хозяев были особые привилегии, которые на других не распространяются.
— Но вы остались.
— Еще бы! Кто бы тогда заботился о старом джентльмене, который весь горел в лихорадке?
— Итак, мистер Бен пришел домой около трех? Или около четырех?
— Вроде как около четырех было.
— И оставался, видимо, дома, пока не настало время идти в храм?
— Не поехал он в храм. Во всяком случае — молиться. Он только отвез туда рабби с женой и сразу вернулся.
— Значит, пока его не было, вы были тут одни со старым джентльменом?
— Так и было. Я сидела там наверху в его комнате, возле его постели.
— А когда мистер Бен вернулся после того, как отвез рабби в храм, он поднялся наверх посмотреть, как себя чувствует отец, так?
— Нет. — Миссис Чэмберс решительно помотала головой. — Он не поднимался наверх, потому что не хотел, чтобы отец его увидел. Он же думал, что мистер Бен поехал в храм, и расстроился бы, если бы узнал, что тот не поехал. Так что мистер Бен не показывался.
— Тогда откуда вы знаете, что он сразу вернулся?
— Потому что он сказал мне, вот почему.
— Вы имеете в виду — на следующее утро?
— Да нет, я его еще вечером видела. Старый джентльмен задремал, я и спустилась на кухню перехватить чего-нибудь. Тогда и увидела мистера Бена в гостиной.
— И когда это было?
— В девять или в половине десятого.
— Значит, вы его не видели примерно с семи часов, когда он повез рабби в храм, и до девяти. — Сержант, нахмурившись, глядел на свой блокнот. — Но вы, должно быть, до того слышали, как он ходит внизу?
— Нет, не сказала бы, — немного подумав, ответила миссис Чэмберс. — Дверь в комнату мистера Горальского я закрыла, потому что из коридора тянет. А гостиная на другой стороне дома.
— Но как машина подъехала, вы слышали? — настаивал сержант.
— Нет.
— Нет? Довольно странно…
— Вовсе это не странно, Генри Уитэкер. Ты что думаешь — мистер Горальский ездит на каком-нибудь драндулете, чтоб я его через такие толстые стены да еще через шум прибоя услышала? Да еще когда я глаз не сводила со старого джентльмена — так за него переживала?
— Нет, я ничего такого не думаю, — смиренно сказал сержант.
— Ну, так если у тебя больше нет вопросов, мне за работу пора. Мистер Бен скоро вернется из храма и наверняка поужинать захочет.
Глава XXXIII
— Ну что, докопались? — спросил Лэниган. — Теперь точно знаете, как она это сделала? Чего б вам тут не подождать, пока мы не выбьем из нее признание? Мы вам дадим копию протокола, повесите ее в рамочке у себя в офисе.
Но Бим не поддался на провокацию.
— Послушайте, шеф, я должен выполнять свою работу — точно так же, как и вы. Не мое это дело — распутывать преступления. Я просто провожу кое-какое расследование и подаю отчет в главный офис компании. Вчера я с ними говорил, и они решили, что тут достаточно вопросов, чтобы пока придержать выплату страховки вдове. Если окажется, что она виновна, она все равно не сможет получить эти деньги. А поскольку других претендентов нет, вся эта сумма может перейти в казну государства. Конечно, если вы вычислите кого-то другого, мы будем рады выплатить ей страховку.
— А если не вычислим, ваша компания будет зубами держаться за свои права, и пусть вдова подает иск, если хочет получить свои деньги? И в этом случае — да поможет ей Бог, потому что вы накопаете кучу всяких скандальных слухов и пикантных сплетен, так что даже если она выиграет, то больше не сможет жить в этом городе.
— Нет, Хью, — сказал Дженнингс. — Они просто пригрозят ей этим и предложат соглашение — по десять центов за доллар.
— Это нормальный деловой подход, — сказал Бим.
— А теперь, я думаю, вы отправитесь в Саут-Бенд — будете вынюхивать там?
— Копы всегда косо смотрят на частных сыщиков, — философски заметил Бим. — А на страховые компании вообще все косо смотрят. Перед присяжными мы будем выглядеть этакими злыми волчищами, особенно если тут замешана приятной внешности дама. Но я пришел не воевать с вами, ребята. Я пришел только сказать, что меня отзывают, и попрощаться.
— Очень хорошо, до свиданья. — И Лэниган проводил Бима мрачным взглядом.
— Ну, что думаешь? — спросил Дженнингс.
— Я думаю, что он и собственную мать заложит, если решит, что это поможет компании.
— Хорошенькое дело. Вдове практически нужно доказать, что она этого не делала.
— Вот именно. И, пожалуй, единственный для нее выход — это чтобы мы доказали, что это сделал кто-то другой. А у нас как раз ни черта нет.
— Ну, я-то ставлю на Питера Доджа. По-моему, странно, что он слинял сразу после этой заметки в «Карусели» Фреда Стала. Его хозяйка уверена, что он собирался уезжать только в конце недели.
— Это может быть совпадение. Я бы очень удивился, если бы узнал, что он читает раздел Стала.
— Ты думаешь? А почему тогда с тех пор о нем ничего не слышно?
— Вполне возможно, что он там так увлекся этими гражданскими правами и беготней по митингам, что полиция не смогла его пока найти. Кроме того, тамошняя полиция вряд ли станет расшибаться в лепешку, чтобы найти для нас какого-то агитатора с Севера. У них, наверное, столько дел с разгоном пикетов, что им некогда заниматься обычной работой.
— Такого парня, как Додж, — продолжал размышлять Дженнингс, — такого здоровенного, высокого красавчика вряд ли так уж трудно засечь.
— Ты, Эбан, по какой-то причине всегда стараешься навесить на церковников какую-нибудь скандальную историю. Но факт остается фактом: у нас на этого Доджа нет ни черта.
— Кроме того, что у него была возможность. Он ведь ходит этой дорогой каждый вечер примерно в это самое время. Он знаком с миссис Хирш черт знает с каких пор, а она — красивая женщина. Он холост, и он ее ровесник. Знаешь, Хью, с вами, католиками, проблема в том, что ваши священники так вам заморочили голову, что вы и представить себе не можете, что церковник способен сделать какую-нибудь пакость.
— Ладно, ладно. Я же не говорил, что исключаю этот вариант. Но я пока до него не добрался, и все, что мне остается, — это ждать, пока его не найдет алабамская полиция. Когда он нам попадет в руки, тогда можно будет его потрясти и вывернуть наизнанку, чтобы посмотреть, чем он дышит, а до тех пор мне что — сидеть тут и плевать в потолок?
— Есть еще этот Марвин Браун.
— У нас по-настоящему на него ничего нет.
— Кроме того, что он не проявил готовности к сотрудничеству и всячески вилял, когда я его допрашивал.
— Да…
— И у него нет алиби, и он отказался сказать рабби, почему ушел из храма раньше остальных…
— Это все так, но с этим я не могу пойти к окружному прокурору.
— Ладно, а как насчет Горальского?
— Вот он-то меня сейчас и интересует.
— С чего бы это? У тебя на него не больше, чем на Брауна.
— Да? А как тебе это? — Лэниган начал перечислять на пальцах. — Первое: его не было в храме. Второе: он особо заинтересован выкинуть Хирша с кладбища. Третье: он знал Хирша с давних пор — единственный из всех в городе. Четвертое: у него был еще и общий бизнес с Хиршем, и благодаря ему он обогатился. И наконец, он устроил Хирша на работу к Годдарду.
— Да, но после этого они не виделись.
— Это он так говорит.
— Миссис Хирш тоже.
— Они могли общаться по телефону или встречаться тайком, так что она ничего не знала.
— Да, но все это только сплошные «если бы да кабы»: может быть, могли бы…
— Хорошо, пусть будет только то, что нам известно. Горальский и Хирш были партнерами. Горальский выдавил Хирша и сразу после этого раскрутил свой бизнес до концерна с многомиллионным капиталом. Здесь мы имеем по крайней мере один мотив для убийства.