— Три упаковки! — вопил он. — Грязный негодник! У него классная подружка! Девять раз в неделю!
Новость быстро разнеслась по цеху, и еще долго после того, как Артур с рассылки перешел за станок, стоило ему отлучиться в туалет, кто-нибудь обязательно кричал вслед: «Ты куда это?» — и если Роббо не было поблизости, Артур своим густым, намеренно грубым, под Робин Гуда, голосом, неизменно вызывавшим пронзительный смех женщин и гогот мужчин, громко, чтобы всем было слышно, отвечал: «В город, за резинками для Роббо!»
Роббо остановился у его станка, взял готовое изделие и тщательно измерил его своим микрометром. Артур оторвался от работы.
— Ну и как? — воинственно осведомился он.
Роббо с неименной сигаретой во рту помахал ладонью, отгоняя дым от глаз, при этом на его коричневый рабочий халат упал пепел. Он достал глубиномер и произвел последние измерения.
— Все нормально, — кивнул Роббо и проследовал дальше.
Артур и Роббо терпели друг друга и доверяли друг другу. Враг внутри каждого из них пребывал в состоянии дремоты — грозный зверь, сдерживающий свой рык, словно по команде дрессировщика, велящего ему молчать, зверь, приручаемый, возможно, поколениями, от отца к сыну, с обеих сторон. Каждый уважал в другом эту наследственность и ощущал ее, сжато отвечая на те немногие отрывистые вопросы, что возникали, когда они громко и без малейшего блеска в глазах разговаривали друг с другом.
У Роббо была машина — правда, всего лишь старенький «моррис», — и он вел полузатворническую жизнь в богатом районе, что Артуру не нравилось, ибо в общем-то они были с ним одной породы, и потому Роббо был бы ему ближе, если бы жил в таком же доме на четыре квартиры, как и он сам. Ведь Роббо был ничем не лучше его, думал Артур, вытачивая последний десяток цилиндров из сегодняшней нормы, — да и всех других, если уж на то пошло, тоже. Артур оценивал людей не по знаниям и положению, а наугад, чувством, проникая, таким образом, в их глубинную суть. Это были весы, эмоциональный метр-эталон, неизменно точный, если его настраивал он сам, и те, к кому он его прикладывал, либо проходили проверку, либо нет. Во время своих бесхитростных «взвешиваний» он использовал его как надежный инструмент для определения, кто является или не является его другом, а также у кого есть шанс стать его другом.
Так что стоило Артуру посмотреть на человека, или услышать его голос, или увидеть походку, как он мгновенно его «взвешивал», и это «взвешивание» оказывалось не менее точным, чем если бы оно производилось после многих недель знакомства.
Его отношение к Роббо определилось сразу же и с тех пор не изменилось. Более того, он лишь еще больше в нем утвердился. Из полуосознанных заключений Артура следовало, что в данном конкретном случае все одинаковы, все живут в одном враждебном мире, и четкое понимание этого требует определенной меры взаимного доверия. Артур не сомневался, что и Роббо подверг его тому же испытанию и пришел к тем же выводам. Так что уважение, которое они испытывали друг к другу, основывалось на том типе оценки, какой ни один из них не мог бы выразить словами.
Если Артур, посмотрев кому-нибудь в лицо и сдвинув брови, чтобы придать себе суровый и глубокомысленный вид, бросал: «Ага, я тебя взвесил», вполне могло получиться так, что главные свойства этого человека действительно определились на весах его сознания, хотя ни устройства этих весов, ни природу груза, который приводил их чаши в равновесие, объяснить он бы не сумел.
Что касается реакции на подобного рода замечания, то она бывала разной. Когда такие слова слышал кто-нибудь из его товарищей по работе, например во время спора из-за ящика с деталями, не прошедшими проверку контролера, в ответ слышался такой же уверенный и зычный голос: «Это ты так думаешь». А если, в свою очередь, «Я тебя взвесил» говорили самому Артуру, то стандартный ответ звучал так: «Да ну? Тогда, приятель, ты очень умный, потому что я, по правде говоря, и сам еще себя не взвесил», что оказывалось не менее действенным, если надо было заставить кого-то замолчать, и, возможно, не менее верным в том смысле, что, хотя любой может обладать способностью кого-то взвесить, ему никогда не придет в голову взвесить самого себя. В принципе, Артуру тоже, как и всем остальным, не хватало этой способности, хотя покуда он особенно и не старался приложить лекало к самому себе.