Воительница попятилась, пытаясь вернуть контроль над собой. Я же, продолжая ощущать странное чувство гнева, едва сдерживал самые черные проклятия, застывшие на языке.
Но они не сорвались с его кончика, потому что я — имперский инквизитор. Взяв себя в руки, я тяжело вздохнул и повернулся лицом к обрыву, подставляя лицо прохладному воздуху.
— Моя вера крепка, сестра. Но отбросьте самолюбие, потому как взор Императора направлен на куда более важные миры.
Несколько секунд мы оба молчали, пока Афелия не вернулась к перилам. Тогда моя рука извлекла из кармана пальто миниатюрный инфопланшет, на экране которого засияла изумрудная клавиатура.
Нужно было возвращаться к расследованию
— Кардинал называл имя брата, нашедшего канониссу. Где он сейчас?
— Брат Бальтазар находится под стражей, — ответ прозвучал так, будто бы мне самому стоило догадаться. Палатина полностью овладела собой, словно бы ничего и не было. — Как только все поняли, что случилось, он самолично сдался в заключение.
— А вы сами его подозреваете? — Буднично поинтересовался я, принимая правило игры.
— Он…либо хороший лжец, либо истинный праведник, — Афелия продолжала сохранять серьезность. — В любом случае, мы докопаемся до правды. Или экзекуторы кардинала.
— Я надеюсь, вы не начали колесовать его? Все-таки он действительно мог случайно наткнуться на тело.
— Пока еще нет, — слегка разочарованно ответила целестианка. — Вы желаете допросить его?
— Позже, — кивнул я, делая пометку. — До этого момента вам стоит просто охранять его. И желательно не допускать людей его преосвященства в камеру.
Моя просьба, вероятно, задела женщину.
— Прошу прощения?
— Если вы хотите найти убийцу, то не спешите с пытками. Они скрывают столько же истины, сколько позволяют узнать, — мой голос звучал так, словно принадлежал наставнику схолы. — Прежде всего мы должны собрать информацию на месте преступления. К тому же, не только этот несчастный мог иметь доступ к святилищу в ночное время, верно?
Лицо воительницы нахмурилось, погруженное в размышления.
— Посещение здешних залов разрешено каждому лишь днем. С заходом солнца, когда отгремит вечерняя месса, в святыни дозволено входить лишь старшим духовникам и обходчикам. Младшие же служители и послушники с послушницами должны соблюдать четкий распорядок дня, а потому отправляются спать. За детьми следят их настоятели.
— Сомневаюсь, что дети могут быть причастны, — я приподнял руку, желая остановить ее поток мыслей, но было уже поздно.
— Ересь способна поселиться в любом из нас, инквизитор, — кажется в глазах Афелии начало разгораться праведное пламя. — Дети — это лишь плодородная почва для семян богохульства и поклонения темным силам. Мы строго следим за каждым ребенком, что находится под нашей опекой, но даже этого недостаточно.
— Я полагаю, что прежде всего стоит искать кого-то, кто смог бы потягаться силой с вашей канониссой, — это уточнение остудило пыл воительницы. — Значит, убийцей может быть кто-то из старших братьев? Круг сузился.
— Не уверена, — с сомнением посмотрела на меня Афелия. — В соборной части Санктинуса несут службу несколько тысяч священников, имеющих достаточный для посещения святыни сан.
Я задумался.
— Возможно, между канониссой-прецептор и местным духовенством существовали разногласия? У нее не могло быть врагов или недоброжелателей?
— Это исключено, — раздосадовано покачала головой воительница, опираясь на каменные перила рядом. — Госпожа была кроткой и сдержанной, а наша прецептория никогда не вмешивалась в местные склоки. Сестры битвы здесь лишь для поддержки городской стражи, защиты храмов и схолумов, где готовят кандидаток в ордена Сорориртас.
— Вы уверены? Возможно, убийство произошло на личной почве… У Селестины не могло быть…поклонника? — Мое последнее предположение заставило лицо женщины едва заметно покраснеть и обрести осуждающее выражение.
— Все мы подвержены слабостям плоти, — спокойно пояснил я, успокаивая собеседницу.
— Я…я не слышала ни о чем таком, — понизив голос ответила та. — Но…не так давно я случайно увидела, как госпожа спорила с одним из святых братьев. Мне не удалось расслышать весь разговор, но он шел на повышенных тонах, а после сестра пребывала в скверном настроении, — тут Афелия перешла на шепот. — Кажется, она назвала этого человека еретиком.