Странное сочетание. Странный выбор.
Обычно она предпочитала бежевый или чёрный. Изредка красный и изумрудный. А вот холодные цвета висели в прозрачных чехлах нетронутыми, словно дорогой фарфоровый сервиз, который очень радует глаз, но никто из него не пьёт.
Эта темная маленькая душная комнатка была до потолка заполненная такими великолепными вещами, которым позавидовала бы любая модница из Инстаграма, и которые, к негодованию таких модниц, в большинстве своем оставались нетронутыми, с этикетками, в блестящих или матовых нарядных картонных коробках и пакетах. Иногда она ленивым жестом выкидывала фото какой-либо особенно дорогой партии нарядных коробочек в сеть, а потом, посмеиваясь, наблюдала елейные комментарии и восхищенные лайки знакомых красоток. С их страничек на неё смотрели одинаковые хищные ухоженные мордашки, белоснежные, как качественный санфаянс, зубастые улыбки, фото шикарных блюд, изгибающиеся тела в бежевых салонах авто и в самых смелых бикини на залитых солнцем морских курортах. Владелицы микроблогов были настолько похожи, что Мила периодически путалась, кто есть кто, хотя знала их лично. Подруг за эти семь лет у неё так и не появилось…
В том кругу, в который она так стремилась с самого детства, не было места искренним эмоциям, доброму простому общению или открытой дружбе. Зато с лихвой хватало несвойственной, казалось бы, женщинам жесткой конкуренции, патологической лжи и ненасытного стремления к материальному. Нет, она пыталась общаться. Правда пыталась. Какое-то время для себя, потом ради Райковского. Но одни заглядывались на него и неприкрыто флиртовали прямо при Миле (с женской солидарной стороны она их понимала, в отличие от их мужей, Райковский выглядел достаточно аппетитно), другие, бывалые, давно забыли моду раз в год менять партнеров. У них были интересы поважнее. Например, перещеголять друг друга неожиданной трансформацией ещё более неожиданной части тела или, на худой конец, неподъемными каратами.
Миле, которая выросла в условиях очень скромных, так и не стало понятно, как можно столько денег тратить на бриллианты.
Это же всего лишь какие-то камни!
Которые неизвестно кто и с какой целью в один прекрасный день объявил драгоценными. Однажды она оказалась с компанией жён приятелей и партнеров Райковского в стриптиз клубе. Разговоры про шмотки, пот и кровь танцующих гориллоподобных мальчиков и неимоверную духоту она бы пережила, но когда изрядно подвыпившие дамы стали соревноваться друг с другом, кто больше «поимеет» за ночь стриптизеров в приват комнате, ее, уже почти сползающую под стол, заставленный широкими овальными тарелками с устрицами, чудесным образом спас Толька. И, ведь он всегда ее спасал, всегда оказывался рядом, материализуясь, как будто из-под земли, а, скорее всего, с неба, и протягивал свою крепкую смуглую руку с россыпью маленьких веснушек на запястье. В былые времена она ему дала кличку «Ангел».
Тогда Мила, конечно, опешила от такой встречи.
Толька!
Анатолий Н. был самым талантливым студентом на курсе, ему пророчили и театральные подмостки и большое кино. Кое-кто из именитых преподавателей даже всерьёз заговаривал и о Голливуде, и о Каннах.
И тут!
Желтый ирокез, голый торс, татуировки. В руках меню. Но как же он вовремя подоспел и помог ей сбежать под благовидным предлогом, юркнуть в желтое такси у чёрного входа. Уже закрывая за ней дверь на ходу отъезжающего Рено, он улыбнулся своей знаменитой Толькиной улыбкой, которая была дороже бриллиантов для рукоплескавших в зале рыдающих поклонников, в глазах же вместе с огоньками от фар промелькнуло нечто такое грустное, что весь оставшийся путь до дома Мила беззвучно проплакала под режущие сердце блатные баллады Михаила Круга.
А «Женское Высшее Общество» Милу с тех пор недолюбливало, наградив прозвищем «Странненькая» (это ей Райковский рассказал). Может, за ее привычку носить длинные трикотажные платья в стиле восемнадцатого века, сшитые на заказ. Может, из-за за нежелания иметь стриптизеров наперегонки.
Мила же …
Как относилась к ним Мила? Она сама не знала. Это было странное чувство. Не презрение. У неё не получалось никого презирать по-настоящему, не хватало заряда злости. Скорее, они ее потешали.
Но тот ли это волшебный остров, на который она, выбиваясь из сил, гребла сквозь штормы и бури?
Нет, все -таки она ни на что другое и смотреть не могла.
Серое или лиловое. Лиловое или серое…
В одном журнале она однажды прочла, что это цвета печали, даже Райковскому рассказала. Он тогда с улыбкой ответил, что в «Neopolitan» точно глупость не напишут, и они ни за что теперь такое не наденут.