Левочка рассеянно кивал, поглядывая на поблескивающие сталью часы.
Пара появлялась раз в неделю.
Сундук уже знал, что все случится очень скоро …
Сцена 3. Кухня
-Барышня ваша любит принять горизонтальное положение, однако,– Игорек озадаченно причмокнул, растирая ступни Милы своими маленькими ловкими руками.
Милу усадили в глубокое, бордово-золотое, любимое кресло Райковского. Оно было велико даже для него, Мила в нем смотрелась крохотными ребёнком. Слева, на подлокотнике, сидела Алла, поя Милу водой и трогала ей лоб. Мила же, казалось, всех этих манипуляций просто не замечала, всматриваясь пустым, стеклянным взглядом куда-то внутрь себя. Напротив сидел Райковский, рассеяно водя пальцем по экрану смартфона.
–Ну вот и славно, сестренка,– подытожила Алла.– с открытыми глазами ты мне нравишься больше. У тебя точно ничего не болит? И ко врачу мы не поедем?
Мила покачала головой. Врачу совершенно незачем было знать, что сегодня она приняла не одну таблетку, а четыре.
–Я так посмотрю, ты заморила себя голодом. Кожа да кости. Пойдемте за стол. Все готово, – с этими словами Алла подхватила Милу под руки и ловко усадила на высокий резной, темного дерева, стул.– Господин муж может не стесняться и присоединяться !
Райковский послушно встал и убрал смартфон в карман.
–Я предлагаю ещё выпить! – разливая по высоким темно-зелёным чаркам-бокалам красное вино, причмокнул Игорек. – Кстати! А вы думали когда-нибудь о том, почему мы пьём? В смысле… алкоголь,– пояснил он эхом в бокал. -Алкоголь нам помогает вернуться в то забытое состояние счастья, которое было у нас в детстве. Без башки, знаете ли. С возрастом мы теряем это, часто безвозвратно. Но душа– то наша его помнит.
–Душа? – очень тихо прошептала Мила сквозь бледные губы. Сейчас ей действительно очень хотелось выпить. Она мельком взглянула на Райковского. Не смотрит.– Разве душа может помнить?
–Конечно!– хмыкнул Игорек, макая листик рукколы в вино Аллы, за что получил воздушный подзатыльник.– Если взять, ну, например, кого– то определенного, – он ткнул пальцем в сидевшего напротив Райковского.– Ну вот вас, уважаемый! Взять и отнять все. Все материальные вещи. Людей, зверей. Тех, кого любите, да? Запереть вас в темницу без окон и дверей. Что у вас останется? Истинно ваше, что невозможно отнять?
Райковский поморщился. Такая перспектива в его планы не входила. Да и кто может у него все отнять? Бред какой-то.
–Я не считаю это возможным, но если вы решили загадать мне загадку, то ответ очевиден. Если у меня все отнять, то останется ничего. Десять минус десять равно нулю. Не так ли?– Райковский машинально повернул голову налево, почувствовав на себе чей– то внимательный взгляд. В упор на него смотрела Мила. Он поспешно отвел глаза обратно на собеседника.
–Так– то так, да не совсем. Вот вам не понравилось сейчас даже одна только мысль, что вы можете все потерять, да?– подмигнул Игорек.– А иногда это не только хорошо, а даже необходимо. Чтобы почувствовать свою душу. И дать ей вспомнить, кто ты есть.
–Прекрати людей пугать,– шикнула Алла на мужа. – А про детство– это верно. Надеюсь, я никогда не выйду из детского состояния. Нет, я не касаюсь в штаны и не размазываю везде слюни,– Она сделала вид, что вытерла что– то о рукав Игорька, и тот кольнул ее руку обратной стороной вилки.– Это простой и открытый взгляд на мир и несерьезное ко всему отношение. Я чувствую, осознаю это состояние. И ни на что его не променяю. Не зря же старики впадают в детство перед тем, как покинуть этот мир. Это не слабоумие. Это состояние близкое к… не знаю, как обьяснить, это и есть Бог. Я не хочу быть серьёзной! Ни– ког– да!
С этими словами Алла воткнула себе веточку салата за ухо.
Мила снова посмотрела на Райковского, который сделал едва заметное движение плечом и головой, движение человека, который не только не разделяет мнение собеседника, но ещё и хочет одернуть, вернуть с небес на землю.
–Ну предположим, состояние детства…это ещё куда ни шло, хотя, признаюсь, инфантильность и наив в людях меня немного раздражают. Но при чем здесь Бог? То есть, вы в церковь ходите, вы…– Райковский помолчал, подбирая слова, чтобы не обидеть незнакомых странных собеседников словом «фанатики».– Строго верующие? В Бога, в смысле.