For what is a man,What has he got
If not himself, then he has naught
To say the things he true feels
And not the words of one who kneels
The record shows I took the blows
Но ведь Мила всегда была не похожей, такой не похожей на остальных, она все понимала, с ней не нужно было врать, глупо выкручиваться и чувствовать себя вечно виноватым. Рядом с ней он чувствовал свободу, словно и не было никаких «уз». Она понимала его, как никто. И что теперь? Скандал. Обида. Непонимание. Маша…или это была Инна? Да он, черт возьми, даже не помнил всех этих лиц, имен, образов. Как она могла поставить под угрозу семью. И до сих пор не понять одного: есть она. И есть все остальные.
А он…
Он просто не может по – другому.
Но его заботила больше всего не ссора. Получается, все это время она лгала? Играла свою игру, чтобы приручить его. Была не искренней.
Но зачем… и что теперь с этим им обоим делать?
And did it my way
Yes, it was my way
Выехав на трассу, Райковский втопил педаль газа на максимум. Чёрный зверь, послушно рыкнув, стал набирать обороты, но тут Райковский вспомнил, что рядом Миша и поспешно сбросил газ. В кармане тренькнул мессенджер. Позже. Рисковать он привык только своей жизнью. Миша. Рядом Миша. Райковский пощупал сиденье под мальчиком. Тёплое. А вот и знакомая красная черепичная крыша.
Прямо у входа в их любимый итальянский ресторан «Марио Руссо» его, как всегда, встретил администратор Андрей, кудрявый голубоглазый паренек с забавно несоответствующим своей ангельской внешности низким басом, и, со свойственной ему непосредственностью, стал выспрашивать, почему они с женой уже неделю у них не ужинают? Не ждут ли второго «baby-ka», случайно? А вино у них такое вкусное, что жена не удержалась бы, и выпила бы больше дозволенного дамы в положении. Райковский чуть было не ляпнул что они, наверное, разведутся, как выпаливают свое сокровенное случайным попутчикам в поездах, но, вместо этого, взял у него из рук меню и деловито побежал глазами по золоченым буквам. Ему нравилось, то, что ресторан был самого высшего уровня, но без этого приторного пафоса, коим любят снабжать креативные директора заведений «luxury класса» каждую деталь, как бы пытаясь доказать всем и вся, что тут все запредельно «luxury» и запредельно «класс». И если вы хотели бы ризотто с белыми грибами, то в меню оно называлось именно так: «Ризотто с белыми грибами». А не «Неаполитанский ансамбль четырех видов риса, томленых на южном склоне северного региона под жарким итальянским солнцем с соусом из свежих нежных funghi», и по сценарию, вы, как идиот, должны потихоньку вытащить смартфон из кармана и набрать в «гугол»что такое «фунги», чтобы не ударить в лечебную грязь красивым лицом. А официант вам должен пояснить тихим поставленным деликатным голосом с читающейся в нем полуулыбкой, мол совершенно вы не идиот, я сам в «гугле» набирал, это означает «грибы».
Салат с морепродуктами, четыре двойные порции ризотто, одна с грибами, другая с куриной печенью, третья с морепродуктами, четвёртая с овощами, салат с радиккио с цикорием и тунцом, каракатицы в каком-то там безумном итальянском соусе, дорада с артишоками и каперсами. На закуску к красному вину– несколько видов сыра, свежие оливки. Три вида ароматного свежего карпаччо. Даже с клубникой один. На десерт, если до него, конечно, дойдет, большой торт Тирамису. Говоря по правде, Райковский совершенно не нарочно заказал все то, что они с женой никогда не брали. И дело было не в том, что на него вдруг напало, как грабитель из– за угла, любопытство гурмана. Должно быть, инстинктивно хотелось выбрать все «наоборот».
Поспешно распрощавшись с администратором, чтобы не сболтнуть лишнего, Райковский взял для Миши его любимые конфеты на кассе, и, не застегивая куртку, вышел на свежий, хрустящий морозный воздух. Чёрный зверь послушно ждал своего хозяина. На переднем сидении смешно двигался туда-сюда синий шарик-бамбошка. Миша крутил головой, разглядывая двух сорок, шумно делящих на дороге коробку с остатками пиццы. Райковский быстрым внимательным взглядом скользнул по ближайшим крышам, накинул черный капюшон, подхватил пакеты с едой, и быстро направился к машине.
Сцена 5. Миша
Где-то очень тихо играла музыка, но Миша не мог разобрать, мамино это было радио в комнате, или по телевизору начинались мультики. Папа, который только что был около него, незаметно исчез и Миша, стоявший посреди огромного холла, задрал голову вверх, как будто отец мог совершенно спокойно взлететь. Но, конечно, над головой никто не парил. Там, высоко под потолком, висела большая нарядная люстра. Миша и люстра какое-то время смотрели друг на друга. Если бы у того художника, который всегда наблюдает за нами, в это момент был под рукой карандаш, то он легко бы соединил пунктиром эти две одинокие фигурки.