Вкусно, но уже не так и хочется.
Первую пачку он съел еще в машине, быстро, и причмокивал при этом от кислого вкуса на языке и небе, которое уже начинало щипать, но от этого хотелось съесть еще больше. А вторая пачка была погребена в пакете с едой и там, конечно, затерялась. Но сейчас Миша про нее почти забыл. Он очень хотел попробовать этот торт, который купил папа для гостей, хотя бы с краешка, все равно никто не заметит. Осторожно открыв пластиковую упаковку, он залюбовался ровным, как заснеженный двор около дома, слоем крема, который тут же захотелось слизнуть.
Миша, замерев, постоял тихонько у торта.
Но так и не решился нарушить это совершенство. Он был согласен на червячков. Они проще, роднее и привычнее. Всегда страшно пробовать новое, а тем более, когда это новое в разы лучше, красивее, вкуснее, чем давно привычное. Так можно разлюбить абсолютно все, что любишь. Всегда есть то, что может понравиться больше.
Вдруг где-то внизу раздался глухой, но довольно сильный хлопок.
Миша вздрогнул. Кислый червячок из новой пачки яркого – красного цвета выпал из маленьких цепких пальчиков прямо на каменный чёрный, с серыми разводами, пол. Когда– то он уже видел много красного на этом полу.
Сцена 10. Райковский
Райковский стоял перед зеркалом после душа, обмотавшись белым махровым полотенцем, босиком, на пыльном полу кабинета, где он ночевал последнюю неделю, и внимательно всматривался в человека перед собой. Готов ли он сейчас встречать гостей? Готов ли он быть радушным хозяином? Готов ли он разговаривать с Милой, старательно изображая благополучного отца семейства? И не сбежать ли ему из дома, в конце концов? Но эту мысль он сразу же отбросил. Он никогда никого не предавал. Ни друзей. Ни врагов. К какой группе людей сейчас относилась его жена, он не знал. Но и ее оставлять он не собирался. Дверь кабинета была почти напротив входа, точнее, чуть по диагонали, и, стоя в проходе, можно было рассмотреть книжные полки, большое кожаное черное кресло, а в зеркале, как нельзя кстати, и хозяина всех этих богатств. Высокий, под два метра, атлетически сложенный брюнет с чуть вьющимися у висков густыми волосами. Райковский никогда не считал себя красивым, даже стеснялся своего слишком яркого, слишком притягательного вида. А лицо и вовсе ему казалось слишком смазливым. Он автоматически провёл рукой по подбородку. Трехдневная щетина. Да и черт с ней.
Непонятно, сколько бы ещё он стоял так, погруженный в свои мысли, если бы не шум на подоконнике. Райковский резко обернулся.
Белый голубь.
От неожиданного резкого звука Райковский дернул рукой, и белоснежное махровое полотенце, свернутое вокруг мускулистых бедер, само собой развязалось. Теперь можно было рассмотреть и богатства самого хозяина, а рассмотреть его можно было и не прищуриваясь, на достаточно почтительном расстоянии. Но стриптиз для абсолютно незнакомых людей, которые, возможно, уже на подходе, совершенно не входил в планы Райковского. Он уже было открыл рот, чтобы крикнуть Миле, сам не зная зачем, просто позвать ее на помощь, но осекся, вспомнив, что никто ему не ответит.
А ведь когда-то так и было. Позвать было некого. И это его не беспокоило. В том мире, где он был всегда один, ему было спокойно и привычно. И это казалось единственной верной судьбой. Потеря близких стала таким обыденным, до ужаса знакомым сценарием, что однажды он зарекся иметь семью. А с теми женщинами, которые водились в его окружении, быть одному было ещё и безопасно. Все они были словно из зоопарка, где подслеповатый смотритель забыл запереть бассейн с пираньями. Конечно, от телесных удовольствий он не отказывался. О его похождениях среди знакомых ходили легенды. Он лишь разводил руками. А для чего ещё можно использовать животных? Для животного. А опасный бизнес скучать по долгу с чашкой чая не давал. Так он и жил, и ему даже казалось, был счастлив и имел все, что всегда хотел иметь.
До тех пор, пока не встретил эту маленькую, как птичка, хрупкую нескладную девушку с большими каре-зелёными глазами и тонкими, как у ребёнка, пшеничного оттенка, волосиками. И даже имя у неё было какое-то странное, неземное.
Мила.
Она играла в довольно популярной театральной труппе, а на спектакль его затащили подвыпившие друзья, крышевавшие ресторан по соседству. Как они вломились с цветами, которые, под возмущенное «Куда?», вырвали из рук седого бородатого актера, к ней в гримерку после спектакля, он помнил с трудом.
В противовес старым добрым сказкам, она ему «сразу не понравилась», настолько он привык к совершенно иным стандартам красоты. Ее узенькая, костлявая фигурка, больше напоминавшая бесполого подростка, нежели молодую женщину, казалась отталкивающей, асексуальной. Но каким-то, до сих пор непонятным для него образом, они подружились и стали общаться, вяло перекидываясь смс-сообщениями. Через некоторое время Райковский отчетливо понял, что это была первая женщина за всю его жизнь, с кем возможно было общаться в вертикальном положении более пяти минут. Лишенный с детства нормального женского общества, о женщинах он знал крайне мало, и для него эта простая дружба стала воистину колумбовским открытием. К тому же, как оказалось, у них было много общего.