Жалость?
Воспользовавшись паузой, Мила наскоро вручила молча курившей классной запакованную в золотую бумагу с тесьмой подарочную коробку с хорошими сырами и бутылкой «Бордо».Вкусы Верочки она знала(ну как же, их вся школа знала, но такие подарки в прошлые времена были неподъемной роскошью) и страстно мечтала, что наступит тот день, когда ее подарок на встрече выпускников будет самым дорогим, а одежда самой шикарной.
Мечты сбылись.
Но того упоения и гордости, которые она хотела ощутить с ней так и не случились. Напротив. У неё было абсолютно ясное ощущение, что перед Верочкой она стоит голая, чумазая и по математике опять двойка.
Промямлив излишне вежливое «я сейчас», Мила бросилась в толпу располневших и постаревших до неузнаваемости одноклассников в надежде отыскать спасительные знакомые лица.
До своего бегства со встречи, пообщаться тогда она успела только с двумя раздобревшими на пиве бывшими школьными плейбоями (надо же, а раньше она была влюблена в одного из них, он ее не замечал. Сейчас смешно).
Аллы не было. Плейбои просветили, что она то ли беременна вторым, то ли рожает третьего (это они из соцсетей знают), живет там же, где и раньше(видят ее в супермаркете иногда), в квартире мамы, есть муж (знают его через соцсети), бабушка умерла не так давно (видели, собственно, похороны, не в соцсетях, а у подъезда, когда пиво пили).
Это все, что она о ней знала.
Так как это вообще случилось, что Алла, школьная подруга, которую Мила не видела столько лет, да еще с мужем, которого Мила не видела никогда, сегодня у них обедают?
В этом огромном торговом центре, у магазина Chanel, Burberry или Louis Vuitton, не помнится точно, откуда она вышла, и была в довольно приподнятом настроении, Мила едва успела отпрянуть от грязно– горчичного пуховика, который растопырил свои пышные объятия, и с криками:«Людок !Ты?» бросился на нее, как гигантская неведомая птица. Но еще более необъяснимо было то, какая сила заставила ее улыбнуться, а в конце непродолжительной беседы ни о чем «откуда в Москве? А, по работе!» вытолкнуть откуда-то из живота:«Приходите обязательно в гости», да еще и телефон оставить.
А та не растерялась и позвонила!
Что это было? Вежливость? Ностальгия? Помутнение рассудка?
Тоже мне, актриса!
Актриса. Театр. Мысль о несбывшейся карьере проскочила за шиворот, как капля талого снега с крыши у подъезда, заставила ее сьежиться.
Нет-нет, нельзя допустить обсуждения этой темы сегодня. Возможно, это была одна из причин ее безумного страха встречи с Аллой.
А, может, и не только.
Возможно, она боялась встречи не с Аллой а…с собой?
С той простоватой, глуповатой, откровенно некрасивой девчонкой, которая ходила каждый день в одних и тех же чёрных вареных джинсах, старательно заштопанных с обратной стороны светло серыми нитками.
Сцена 12. Райковский
Райковский поднял голову, в которой, несмотря на тьму грустных мыслей, молнией сверкнула мысль светлая: «Надо одеться». Возможно, он бы и не вспомнил об этом, если бы ему не стало совсем уж холодно в продуваемом насквозь кабинете. Нехотя подняв с пола полотенце, он медленно побрел к небольшому (он всегда был скромен в одежде), но компактному гардеробному шкафу справа от двери рядом с большим кожаным диваном, его холодным и скользким, но верным пристанищем в последнюю неделю. Забавно, как мы, люди, считающие себя венцом творения, редко понимаем, и так же редко ценим привычные вещи, события, людей, которые нам служат верой и правдой. Как быстро мы привыкаем к комфорту и начисто перестаем его ценить. Как легко мы забываем то чувство благодарности за то, что у нас есть. Он жаловался месяц назад на слишком большую и громоздкую кровать в их спальне. И матрас был недостаточно упругий. Теперь он спал на жестком узком диване.
Раскрыв порывистым движением дверцу шкафа, он застыл. Его, как незадачливого лыжника снежная лавина, накрыл тонкий аромат домашнего парфюма, который они покупали вместе в прошлом году на Кипре. Или в Лондоне ?
Ровные стопки трикотажных кофт рябили своими идеально сложенными и выглаженными полосками в трёх из пяти отделений, зато в двух других царил настоящий бедлам. Как будто там копошились воры в поисках бриллиантов. Райковский поморщился. Неужели это он устроил весь этот беспорядок? Раньше они ссорились с Милой не раз. Семь лет супружеской жизни все-таки. Но в другую комнату, даже на другой этаж, он съехал впервые. Резкая смена обстановки была для него как маленький конец света, но ничего не поделаешь. На столе тренькнул телефон. Мессенджер. Предатель. Надо будет поставить пароль и убрать звук. Его взгляд автоматически шарил по полкам трикотажного царства и замер на серо-лиловой полоске. С брюками было все ясно. Мягкие вельветовые брюки свободного кроя угольно– чёрного цвета. А вот верх?