— Нам стоит только начать войну против Советской России, и тогда Англия, Франция, Америка и Лига наций сразу придут на помощь, — горячился один из них.
Другие с ним не соглашались. Один говорил:
— Англия далеко, Америка еще дальше, а Россия близко, и если она не посягает на нашу независимость, то лучше не заваривать каши.
Другой поддакивал:
— Вот если бы Англия и Америка начали, тогда бы можно было и нам взяться. — И он, как бы ища поддержки, обратился к Лундстрему: — Как вы думаете, молодой человек?
Лундстрем вспыхнул — он хотел произнести горячую речь о том, что Советское правительство России первым провозгласило независимость Финляндии, о том, что буржуазия, так много болтавшая о независимости, испугалась и продала ее кайзеру, о том, что Советская Россия — отечество пролетариев всего мира! Но, помня наставления Коскинена о конспирации, он сказал:
— Я, господа, думаю — небольшая война нам не помешала бы. Россия слаба, там в этом году была страшная засуха. Карелы, наши братья, ждут не дождутся освобождения, и, наконец, наши собственные рабочие очень распустились — болтают невесть что. Их можно было бы в этой войне снова хорошенько проучить…
— Правильно, молодой человек, — одобрил первый собеседник.
Остальные молчали.
— Вот мой завод, — показал один из собеседников.
Мимо поезда промелькнул, дымя двумя высокими трубами, небольшой лесопильный завод.
Лундстрему стало не по себе, и он вышел в тамбур, чтобы выкурить сигарету.
— Этот молодой человек до некоторой степени прав, — сказал заводчик, — рабочие действительно распустились.
Его собеседник укоризненно покачал головой:
— Такой молодой и такой реакционер. В наше время молодежь была совсем другая.
В одном из вагонов этого поезда ехал и Инари.
Инари не старался разгадать, в чем состоит дело, руководителем которого назначался он. Если Коскинен ему не сказал, — стало быть, не пришло еще время говорить. А сейчас думать об этом не стоит, лучше всего отдохнуть, заснуть, потому что предстоит работа, трудная и опасная.
Однотонное дребезжание колес наводило дремоту.
Коскинен ехал тоже в одном из вагонов этого поезда. Он снова и снова обдумывал свой план, уточняя его и проверяя. Он закрывал глаза и ясно представлял карту местности: и узкие змейки речушек, и голубые кляксы озер. Да, все как будто в порядке.
Он открывал глаза и видел, как мимо окон бежали унылые скалы в предосенней настороженной тишине.
Коскинен был весь полон предстоящим делом. Он волновался. Ему казалось, что поезд идет слишком медленно. Он думал, что дело, порученное партией, должно выйти, что все зависит теперь только от него самого, от его энергии, умения, настойчивости, от его товарищей.
А на соседних лавках пассажиры вытащили замусоленные карты и принялись резаться в двадцать одно. Сначала игра шла мирно. Но вскоре голоса зазвенели обидой. Все громче и громче раздавались в вагоне ругательства.
Один из игроков назвал другого шулером, тот не стерпел оскорбления, и колода карт полетела в лицо обидчику. Завивалась драка. Кто-то бросился за кондуктором. Тот, кого обозвали шулером, вытащил финский нож и, размахивая им, стал пробиваться к выходу. Но дверь загородил подоспевший обер-кондуктор.
Коскинен не заметил, как был нанесен удар, он увидел залитую кровью руку обер-кондуктора. Тот, кому были брошены в лицо карты, схватил за плечи партнера и громко закричал: «Режут!»
Поезд медленно подходил к станции.
На свистки в вагон явились два полицейских. Они заперли двери. Толстый пассажир с коротко подстриженными усами стал протискиваться к выходу — он должен выйти на этой станции. Он бешено ругался, тыча всем в лицо свой документ, придерживая другой рукой плетеную корзину. Полицейским, которые закручивали за спину руки картежникам, было не до него.
Поезд медленно отошел от станции. Пассажиру так и не удалось выйти. Он перестал ругаться, видимо, покорился судьбе.
Когда двое буянивших картежников были связаны, полицейские, вытирая пот, приступили к составлению акта. Один из них поднял карты с полу и стал внимательно их рассматривать. Карты были крапленые.
— Я и то смотрю: что он всегда к восемнадцати даму прикупает? — возмутился один из связанных.
Полицейский методически обыскал арестованных и у каждого из них обнаружил по колоде крапленых карт.
Публика заволновалась. Один из пассажиров, проигравший за полчаса четыреста марок, завопил, что у шулеров, наверно, в этом вагоне есть сообщники.