Под угрозой закрытия находится и танцевальная площадка «Альппила» в Хельсинки, арендуемая рабочими организациями. Она расположена в скалистом амфитеатре в парке, поодаль от жилых домов, и звуки оркестра из ее раковины не долетают даже до границ парка. Над «Альппила» расположен увеселительный парк «Линнамяки» с шумными аттракционами, оттуда ежевечерне с «американских гор» раздаются душераздирающие вопли. Но, не имея никаких претензий к шумной «Линнамяки», таннеровские законники из муниципалитета не хотят продлевать с левыми организациями аренду площадки «Альппила», ссылаясь на закон, охраняющий тишину в жилых кварталах.
На сорок первом номере автобуса под вечер в среду мы приехали в Вартиокюля. Ведь здесь танцуют по средам и пятницам. В субботу нельзя — банный день.
Рабочий дом стоял в сосновой роще на холме, метрах в трехстах от шоссе, поодаль от поселка.
— Удобное расположение. Тут уж никто не сможет сказать, что наш джаз мешает отдыхать в поселке, — улыбнулся Эса и быстро добавил: — К тому же с холма все хорошо видно кругом.
Когда мы подошли поближе к Рабочему дому, похожему не то на вытянутое дощатое строение одноэтажного летнего театра в каком-нибудь захолустье, не то на большой засыпной барак-времянку, начался мелкий дождь.
Эса взглянул на затянутое облаками небо.
— Это хорошо, — сказал он, — в лесу сыро, больше народу придет на танцы. Подождите, пожалуйста, тут, у входа, пока я запру Стилягу и Рекса.
Стиляга оказался такой же огромной чепрачной немецкой овчаркой, как и Рекс. Из-за черной шерсти на передних лапах Стиляга казался одетым в длинные узкие брючки, которые, как здесь шутят, можно натянуть только с вазелином. Пока в Доме никого не было, собаки свободно бегали по комнатам и залу.
— Мы их купили незадолго перед выборами в парламент, — объяснял Эса, запирая псов на кухоньке, примыкавшей к комнате, в которой живет заведующая Рабочим домом — его мать.
И дальше он рассказал вот что.
Весной ребятам из Союза демократической молодежи стало известно, что молодчики из Союза коалиционной молодежи, продолжая «лапуаские традиции», когда доблестью считалось громить помещения пролетарских организаций, собираются перед выборами напасть на Рабочий дом. А если даже им и не удастся разгромить его — рабочие парни успеют прибежать на выручку, — то, во всяком случае, можно будет придраться к тому, что возле Дома происходят дебоши, и закрыть его «законным» образом.
— Вот тут-то мы и приобрели Рекса и Стилягу, — продолжал Эса. — Водили по поселку для острастки, чтобы все видели, какие они сильные и свирепые… А из пустого зала Рабочего дома их лай далеко разносится. И, как видите, выборы у нас прошли без эксцессов!
Вскоре пришла Аста, невеста Эса, — высокая, стройная, бледная, с глубокими голубыми глазами и удивительно тонкой, «осиной» талией.
Может быть, талия казалась еще тоньше оттого, что яркая юбка топырилась конусом.
Аста хлопотала у бутылок с фруктовой водой и ловко нарезала бутерброды. Сегодня на ее долю выпало торговать у буфетной стойки. Обычно это делает заведующая Рабочим домом, мать Эса, старая коммунистка-подпольщица.
Собирая в свое время материалы, послужившие основой для романа «Мы вернемся, Суоми!», я много слышал о ней и теперь обрадовался возможности лично познакомиться. Но и на этот раз знакомство не состоялось: она уехала на неделю на север в Оулу, помочь сестре, у которой тяжело заболел муж.
Мать Эса, помимо того, что она заведует Рабочим домом, продает входные билеты, она же дворник и с помощью добровольцев убирает помещение, она же ведет кружки политграмоты и организует различные «мероприятия». Это единственный постоянный, как у нас бы сказали — штатный, работник Дома. Но так как у организации денег мало, то зарплаты она не берет и живет только на пенсию. Единственное, что она получила за свою работу, поглощающую все ее время, — это комната при Рабочем доме. В мезонине того же дома живет и Эса.
Сейчас, пока заведующая в отъезде, ее обязанности поделили между собой активисты.
Из мастерской акционерного общества «Конела» пришел отчим Эса. Он радушно усаживает нас за стол, на котором уже дымится душистое, гостеприимное кофе, сваренное Астой. Сколько должен был пережить и передумать этот невысокий, немолодой уже худощавый мужчина, с сильными, мускулистыми руками, прежде чем, уйдя от шюцкоров, примкнуть всей душой к коммунистам? Сейчас он в Вартиокюля председатель партийной организации поселка.