Артиллеристы практиковали проведение семинаров по обмену опытом. На этих семинарах передовые комсомольцы Сегинь, Сычев, Овчаренко, Балакин и другие делились с новичками своими знаниями, помогали краснофлотцам освоить сложную технику, и это давало хорошие результаты. Даже самый молодой краснофлотец Петр Пруткогляд вскоре начал самостоятельно нести вахту у одного из механизмов. Этого симпатичного юношу с застенчивой девичьей улыбкой все называли просто Петей. Он был вестовым у Никольского.
Свободного времени почти не оставалось. На берег сходили редко. Поэтому каждое даже самое короткое увольнение запоминалось надолго.
Было начало сентября. На севере в эту пору уже по–осеннему прохладно. Но все равно мы с удовольствием бродили по каменистым сопкам, отыскивая похожие на черный виноград ягоды голубики, яркие бусинки брусники. Любовались живописными маленькими озерками, встречавшимися едва ли не на каждом шагу. В них как в зеркале отражались редкие облака, летящие на юг. Своеобразная красота северной природы размягчала нас, навевала мысли о доме, об отдыхе.
— Хорошо бы сейчас на недельку в отпуск, — вздыхал Никольский.
— А кто будет ремонтом заниматься? — язвил Проничкин.
И все же наши мечты о встрече с родными, о побывке не были беспочвенными. Командование сочло возможным, пока корабль стоит в ремонте, предоставить отпуск нескольким офицерам, старшинам и краснофлотцам.
Первым выехал Проничкин. Он получил из дома печальное известие — после болезни умерла в Ульяновске его маленькая дочурка. Жена Ольга Федоровна тяжело переживала эту утрату. Поддержка мужа была просто необходима.
Николай Иванович Никольский направился в Архангельск, где тогда находились его жена с дочерью. Через несколько дней отпустили и меня к родителям в Курскую область, в небольшой старинный городок Льгов. До Москвы добрался без затруднений, зато с Курского вокзала, который в то время был перегружен потоком пассажиров, — кроме военных, там скопилось много беженцев, возвращавшихся в освобожденные от фашистских оккупантов районы, — выбраться оказалось не так-то просто. С трудом удалось втиснуться в «пятьсот–веселый», представлявший собой состав из товарных вагонов, оборудованных нарами.
Я впервые проезжал места, разоренные войной. Особенно поражали масштабы разрушений в районах, где в прошлом году проходила Курско–Орловская битва. Орел, Поныри, Курск... От вокзалов и прилегающих к железнодорожным путям зданий там остались лишь груды кирпича. Вдоль полотна то и дело попадались изуродованные вагоны, разбитые танки, тяжелые орудия, другая военная техника.
Во Льгов прибыл ночью. Родители не ожидали моего приезда, и радости их не было предела. Отец еще до войны ушел с железной дороги на пенсию, но был крепок и бодр, а теперь он выглядел глубоким стариком. В начале войны погиб мой старший брат Николай, ушедший добровольцем на фронт с четвертого курса института. Гибель сына и фашистская оккупация подорвали здоровье стариков.
Три моих брата воевали на разных франтах. И вот теперь старики жили только нами, в ожидании весточки от сыновей, в постоянной тревоге за нас. Мои письма, отправленные из Англии, родители получили. Об этом позаботилось наше посольство в Лондоне.
Первую ночь никто в доме, конечно, не спал. Мать с отцом допытывались, не беспокоят ли меня осколки, оставшиеся после ранения в боях на «Ораниенбаумском пятачке», не опасно ли плавать на корабле. Расспрашивали об Англии, о моих впечатлениях о ней. Отца удивил мой рассказ об узкой колее и крохотных паровозиках на железных дорогах. Много вопросов задавал и я: расспрашивал, как жили старики все эти тяжелые годы, что сталось с моими сверстниками. С горечью узнал о гибели нескольких школьных товарищей и друзей по улице.
За полтора года хозяйничания гитлеровцы причинили Льгову много бед. Были разрушены оба паровозных депо, взорван ряд крупных зданий, вырублены вековые дубы и сосны в парке, прилегающем к городу. В школе–новостройке немцы устроили конюшню.
В день отъезда я увидел группу пленных немцев, разбиравших разрушенное здание вокзала. Здесь у них был покорный и жалкий вид. А я хорошо помнил, как совсем недавно, под Ленинградом, они нагло шли в психическую атаку с засученными рукавами, наигрывая на губных гармошках.
Позднее во время политбесед я рассказывал краснофлотцам обо всем увиденном...
Вернувшись на корабль, узнал, что многие члены экипажей, участвовавших в приемке английских эсминцев, удостоены высоких правительственных наград, в том числе и 42 моряка с нашего «Живучего».
В Кольском заливе стояли на якорях линкор «Архангельск» под флагом командующего эскадрой и крейсер «Мурманск». Эсминцы продолжали обеспечивать противолодочную оборону внутренних коммуникаций в Карском море. Линкор и крейсер находились в постоянной боевой готовности. Этого не могло не учитывать гитлеровское военно–морское командование. Не случайно, с тех пор ни один крупный надводный корабль противника больше в море не появлялся. Время рейдеров, рыскавших в водах Арктики в поисках легкой добычи, ушло безвозвратно.
Убедившись в бесплодности попыток своих подводных лодок проникнуть в Кольский залив к якорным стоянкам крупных кораблей и судов, немцы активизировали действия на северных морских коммуникациях.
Для эскортирования транспортов до прибытия нашего Отряда привлекались эсминцы, сторожевые корабли, катера, тральщики, «большие охотники» за подводными лодками и противолодочная авиация ВВС флота. После сформирования эскадры Северного флота эсминцы стали основой противолодочной обороны конвоев в Баренцевом и Карском морях. Особую роль в конвойных операциях они стали играть в осенний период, когда из-за частых штормов использование «больших» и «малых охотников» за подводными лодками было ограничено. Нагрузка на эскадренные миноносцы заметно возросла.
Как я уже говорил, принятые в Англии корабли уступали по техническому состоянию и вооружению отечественным. Но на них плавали такие же советские моряки, как и на эсминцах «Гремящий», «Урицкий» и других боевых кораблях. Первые же конвойные операции, в которых довелось участвовать «шипам», показали высокую боевую выучку личного состава. В сентябре эсминцы успешно провели несколько арктических конвоев. Все атаки вражеских лодок были отражены, конвои потерь не имели.
В октябре наши корабли действовали еще успешнее. В начале месяца во время конвоирования четырех транспортов по маршруту Диксон — Югорский Шар «Деятельный» обнаружил гитлеровскую подводную лодку и забросал ее глубинными бомбами. Лодка, по крайнем мере, была повреждена, ибо на поверхности воды появилось большое соляровое пятно, а потом и воздушные пузыри.
На следующий день «Деятельный» атаковал другую подводную лодку. После третьего захода на бомбометание взрывами глубинных бомб ее выбросило наружу, но она тут же снова погрузилась. Но на поверхности воды появились признаки повреждения подводного хищника. Так в одном походе «Деятельный» вывел из строя две вражеские подводные лодки.
23 сентября с очередным конвоем прибыл из Англии эскадренный миноносец «Дружный». С тех пор прошло много лет, но мне удалось разыскать людей, причастных к истории появления в нашем флоте эсминца «Дружный», ознакомиться с архивными материалами. Вот что выяснилось.
Англичане не могли удовлетворить наше требование снабдить запасными частями принятые от них восемь эсминцев, объясняя это тем, что корабли были построены тридцать лет назад в Америке и запасные части к ним не сохранились. Тогда глава Советской военной миссии Н. М. Харламов предложил англичанам передать на запасные части целый эсминец, однотипный с принятыми. Английское адмиралтейство не сразу с этим согласилось. Только за сутки до выхода Отряда кораблей ВМФ в Мурманск был получен положительный ответ.