Многим запомнился такой случай. Как-то вечером в Доме флота адмирал Головко играл в домино с молодыми офицерами. Партнером комфлота был вице–адмирал Николаев. Их противники — лейтенанты чувствовали себя вначале скованно, напряженно, играли молча. Но адмиралы держались очень просто, и вскоре лейтенанты повеселели и стали по ходу игры бросать реплики, острить. Под конец партии они так «разошлись», что почувствовали себя совсем свободно, а один из них, войдя в азарт, даже переступил черту дозволенного.
— Силен, бродяга! — восхитился он очередным «каверзным» ходом вице- адмирала Николаева. Головко, не спеша, мягко приставил свою костяшку и с расстановкой,
четко произнес:
— Не бродяга, а член Военного совета!
Тут только лейтенант спохватился, что допустил бестактность. С краской на лице он вскочил, принял положение «Смирно» и удрученно произнес:
— Виноват, товарищ адмирал!
— Ничего, бывает! Садитесь, но в следующий раз увлекаться не следует, — произнес Головко. Николаев промолчал.
Игра продолжалась.
По окончании партии Головко и Николаев тепло распрощались со своими молодыми партнерами. Для последних это был урок на всю жизнь. Эпизод с лейтенантами и вспомнил Рябченко, идя по штабному коридору вдоль множества дверей.
Дежурный подвел офицеров к кабинету командующего н, козырнув, удалился.
Адмирал Головко, немного сутулясь, встал из-за стола и тепло поздоровался с вошедшими. Пригласив командиров сесть и опустившись в кресло, мягко, но с легкой укоризной произнес:
— Как же это вы упустили фрицев?
Выслушав Гончара, а затем Рябченко, командующий начал внимательно просматривать кальки маневрирования и записи в журналах боевых действий. Затем, отложив в сторону документы и немного подумав, сказал, что гитлеровские лодки имеют теперь новые технические средства обнаружения. Это позволяет им своевременно уклоняться от атак кораблей срочным погружением.
Поэтому нужна очень высокая бдительность и четкость в действиях всего личного состава. Надо еще решительнее атаковать врага.
В конце беседы, обращаясь к капитану 3–го ранга Гончару, Головко сказал:
— А лодку эту я Вам пока не засчитываю. Уверенности в ее уничтожении у меня нет.
В конце войны к вопросу оценки боевых потерь противника высшее командование стало относиться строже. Только после получения подтверждений из нескольких источников, после тщательного изучения документов командующий подписывал заключение.
Видя огорчение на лицах собеседников, Арсений Григорьевич улыбнулся и, показав на вазу с апельсинами, произнес:
— Подарок из Грузии, угощайтесь.
Потом пригласил командиров к столу.
Комфлота налил себе вина в маленькую рюмку и жестом пригласил гостей к самообслуживанию. Рябченко и Гончар наполнили свои рюмки.
В это время вошел адъютант с телеграммой в руке.
— А вот и тост есть хороший! — воскликнул адмирал, едва пробежав по листку глазами. — Сегодня Президиум Верховного Совета учредил медаль «За оборону Советского Заполярья». Военный совет Карельского фронта поздравляет личный состав Северного флота с награждением участников обороны Советского Заполярья медалью.
Затем командующий зачитал весь поздравительный текст, который заканчивался словами: «Да здравствуют моряки Северного военно–морского флота! Да здравствует боевая дружба Военно–Морского Флота и сухопутных сил Красной Армии!»
— Да, за это стоит выпить, — произнес Головко и поднял свою рюмку. — За ваши боевые успехи, за наш замечательный личный состав!
Оба командира были взволнованы вестью. Поставив рюмку на стол, комфлота встал из-за стола, дав понять, что встреча окончена.
— А ваши материалы я еще проанализирую, — сказал Головко на прощанье.
Весть об учреждении медали «За оборону Советского Заполярья» с быстротой молнии облетела все корабли. Моряки были горды высокой оценкой, данной Советским правительством, деятельности участников героической обороны Советского Заполярья, самоотверженной борьбы воинов Красной Армии и Военно–Морского Флота против немецко–фашистских захватчиков на крайнем правом фланге Великой Отечественной войны.
С самого первого дня вероломного нападения на нашу Родину гитлеровские захватчики протянули хищные Щупальца к Советскому Заполярью. Они направили на Север отборные части и огромное количество боевой техники, намереваясь с ходу захватить Мурманск. Враг понимал, что, захватив Советское Заполярье, он лишит нашу страну важнейших коммуникаций, связывающих ее с союзниками. Однако надежды Гитлера разбились о стойкость воинов Карельского фронта и Северного флота.
Радуясь успехам, достигнутым моряками–североморцами в борьбе с захватчиками, мы тем не менее хорошо понимали, что война еще не окончена, что впереди тяжелые походы и грозные схватки с гитлеровскими подводными лодками. К ним мы готовились каждодневно.
В условиях полярной ночи и частых снежных зарядов все большее признание получала радиолокация. Но были еще и такие, кто сомневался в ее возможностях. Этим грешили даже вахтенные офицеры. Они по старинке наседали на сигнальщиков: зрение казалось надежнее. Но со временем от недоверия к новой технике не осталось и следа. Радиолокация часто выручала нас в трудный момент.
Помнится такой эпизод. Для эскортирования беломорской группы союзных транспортов командующий флотом назначил лидер «Баку», семь эсминцев и четыре «больших охотника». В составе эскорта был и «Живучий».
Вышли мы 6 декабря утром с расчетом встретить конвой в 13 часов. Видимость временами доходила до полкабельтова. Прибыв в расчетную точку, начали радиолокационный поиск. Два часа экран был чист, а затем на нем появились какие-то цели. После обмена опознавательными оказалось, что это английские эскортные корабли. С них передали, что конвой уклонялся от атак подводных лодок и теперь находится 15 милями южнее. Вскоре установили радиолокационный контакт и с конвоем. На экране радара отчетливо обозначились три крайние колонны транспортов и охранение левого борта. Командир велел всем офицерам внимательно рассмотреть это изображение и зарисовать его, чтобы потом сличить с визуальным.
Поскольку получить по радио необходимые сведения от командира английского эскорта не удалось, а запрашивать световыми средствами не разрешалось (мы были в зоне действия вражеских лодок), контрадмирал Фокин, находившийся на «Баку», решил момент отделения беломорской группы от мурманской определить по локатору. Дело в том, что отделившуюся часть судов мы должны были сразу же взять под защиту и сопровождать до порта.
Прошло некоторое время. Радиометрист Александр Петров доложил: «Группа целей отделилась от конвоя и повернула на восток». Сигнал, переданный с флагманского корабля, подтвердил это. «Живучий» увеличил ход и стал занимать свое место в эскорте.
С «Баку» то и дело поступали распоряжения кораблям — одному сократить дистанцию, другому изменить курс, третьему снизить скорость: на выносном индикаторе кругового обзора, выведенном на мостик лидера, весь конвой был как на ладони.
Наступила полночь. Сменилась вахта. Подозрительных целей на экранах локаторов не обнаруживалось. Молчала и гидроакустическая рубка. Но наблюдение за надводной обстановкой и подводной средой ни на минуту не ослабевало.
Затишье оказалось временным. В 2 часа ночи на «Деятельном» прозвучал сигнал боевой тревоги. Минеры Рыжов, Панченко, Морозов и Филиппов давно ждали его. Перед выходом в море, приняв новый комплект боезапаса, они на глубинных бомбах вывели краской: «За транспорт «Революция»!», «За транспорт «Пролетарий»!» Оба эти стареньких парохода были потоплены гитлеровской подводной лодкой в начале месяца. Моряки жаждали встречи с врагом, чтобы отомстить за гибель транспортов.