— Ночью-то?! Не думаю, — усмехнулся Коваленко.
— Давно хотел спросить вас. — Терехов глубоко затянулся, лицо его почти скрылось в махорочном дыму. — Вы служили офицером. По духу Москаленко вам ближе, чем мы, а вы заявляете милиции на близкого по классу человека. Как понимать?
— Понимайте как есть. Только служил я не Москаленко, а России, — спокойно ответил Коваленко. — А это не одно и то же. В этом суть. Наверное, слыхали о декабристах? Все — знатные офицеры, а оказались к народу ближе, чем к царю. Что на это ответите, Терехов? Чести русского офицера я не запятнал и горжусь этим. Но я не мог быть в одном строю с сыновьями Москаленко, грабившими и убивавшими рабочих. И когда из меня попытались сделать карателя, стало ясно — мне с ними не по пути, ушел от белых. Как решит насчет меня Советская власть, так и будет, но я навсегда останусь с Россией и своим народом. На золоте, которое вы ищете, много крови и горя. Так пусть же оно вернется к своему хозяину — народу.
Коваленко умолк, сжал тонкие губы, лицо побледнело. Разговор был для него неприятным, милиционер усомнился в его искренности, задел его честь. Но он пересилил себя и очень тихо, но так, чтобы Терехов расслышал, сказал:
— Офицер еще не есть враг Советской власти. Простите, мне пора.
Хотя ничего определенного Коваленко не рассказал, но то, что кулак золото спрятал в церкви, походило на правду. Разве мало укромных мест? Церковь же Москаленко мог выбрать не случайно. С давних пор у религиозных людей считается она святым местом. Даже подозрением ни один верующий не посмеет оскорбить божий храм. Но у многих богатеев золото выше ценится.
«Допустим, Москаленко ночью был в церкви, — рассуждал Сергей. — Но прятал ли там золото? Обыск в церкви — дело серьезное. Может, ничего и не найдем, а народ обозлим».
Церковь стояла на окраине, до разговора с Коваленко мало интересовала Сергея. Раньше времени подходить к ней было опасно. Сергей долго рассматривал колокольню из окна Совета. Перебрал в памяти данные, которыми располагал. А в ушах все звучал москаленковский злой смешок, наглый, самоуверенный: «Ищите».
«Что ж, будем искать, — решил он. — У офицера глаз зоркий».
Терехов взял постановление на обыск. Он пришел в церковь в сопровождении Митрофана, двух понятых и отца Константина. Прежде чем приступить к обыску, Сергей цепким взглядом осмотрел иконостас, алтарь, прошел по всем помещениям. Попросил священника открыть кладовую, ящики.
— Послушайте меня, в храме никого не было, — уверял священник. — Не богохульствуйте!
Не обращая внимания, Терехов молча ходил по церкви, стараясь представить, как ночью ходил здесь Москаленко, куда мог спрятать свертки.
— Пожалуй, приступим. Митрофан, простучи стены. А мы, — обратился участковый к станичникам, — осмотрим с вами ризницу и кладовую.
Гулко застучали в церкви удары дерева о кирпич. Если тайник в стене, звук сразу изменится. Митрофан нетерпеливо простукивал стены. Но звук всюду был ровным, однотонным. В старинных церковных стенах, сложенных на века, пустот не было.
В ризнице и кладовой тоже ничего не нашли. Но в кладовке не было свечей с просвирками. Если бы Москаленко шел с ними, они лежали бы на виду. Значит, другая забота привела старика в церковь.
Тук-тук, тук-тук. Звук внезапно прекратился.
— Что там, Митрофан? — окликнул брата Терехов.
— Ничего, закончил работу. Простучал все стены. Что дальше делать?
— Осмотри иконы.
Митрофан полез к иконостасу, снял старинную икону, потряс.
— Не оскверняйте икон, прошу вас, — обратился отец Константин. — Одумайтесь!
«Может, прав священник, зря шарим? — подумал Терехов. — Может, Коваленко свертки почудились. В темноте всякое бывает…»
— Митрофан, поднимемся на колокольню.
По шаткой, скрипучей лестнице забрались наверх. Всюду на досках и стенах лежал толстый слой пыли, затянутый паутиной. Терехов сразу понял: что-либо искать на колокольне бесполезно. Спустились.
Сергей поднял голову, чтобы рассмотреть роспись на потолке. Яркий солнечный лучик, прорвавшись между решетками окна, на какой-то миг ослепил Сергея. Он зажмурился, наклонил голову и замер. В дубовом крашеном полу чернела узкая щель. Собственно, щели были и между другими половицами. И не уже и не шире этой. Только те были забиты пылью и грязью, а эта — чистая!
— Митрофан, неси ломик!
За окном мелькнул человек, он прошел быстро и скрылся за углом. Но Терехову было достаточно, чтобы узнать Глафиру.
«Вот и прилетела пташка», — обрадовался Сергей.
— Где ломик, Митрофан?