В этой душной атмосфере грозовые облака все сгущаются, предвещая все большие беды. В любой момент можно ожидать первого удара Молнии, пронзающей и озаряющей Тьму; Ее пламя прольет Безжалостный Яркий Свет на тайное тайных, неся Избавление стремящимся к Свету и Ясности, погибель же тем, кто не жаждет Света.
Чем дольше сгущается туча, чем мрачнее и тяжелее становится она, тем ярче и ужаснее будет и порожденная ею Молния. Рассеется застоявшийся, усыпляющий воздух, ленивая тяжесть которого насквозь пропитана сладострастием; ибо вслед за первым ударом Молнии непременно ворвется очистительный поток свежего воздуха, несущий Новую Жизнь. В Холодной Ясности Света все порождения мрачной фантазии внезапно явятся взорам содрогнувшегося человечества, лишенные многоцветных покровов лжи.
Пробуждение душ будет подобно могучим раскатам Грома, и Живая Вода из Незамутненного Источника Истины, пенясь, изольется на взрыхленную Им почву. Воссиял День Освобождения. Наступило Избавление от тысячелетнего ига безнравственности, расцветшей ныне особенно пышным цветом.
Оглянитесь! Взгляните на то, что вы читаете, как танцуете, во что одеваетесь! Больше, чем когда-либо, нынешний век стремится устранить все преграды между мужским и женским полом и тем самым систематически замутнить чистоту ощущений, исказить ее в этой мути, нацепить на нее вводящие в соблазн маски — и в конце концов удушить ее, если удастся.
Возникающие при этом сомнения заглушаются высокопарными речами, но если как следует присмотреться, то окажется, что источник этих словес — всего-навсего безудержный половой инстинкт, и что произносятся они с тем, чтобы бесчисленными способами, тонко и грубо, откровенно и скрытно, неустанно питать ваши влечения.
Говорят о заре свободной, ни от чего не зависящей человечности, об укреплении внутренних устоев, о культуре тела, эстетике наготы, облагораживающем спорте, воспитании живого слова: «Тому, кто чист, чисто все!», — иными словами: возвышение рода человеческого через очищение его от всяческого «жеманства» и сотворение таким образом благородного и свободного человека, за которым будущее! И горе тому, кто посмеет хоть что-нибудь возразить! Подобного смельчака тут же с ревом и воем побьют каменьями, бросая в лицо обвинения в том, что нечисты, например, его собственные помышления, и лишь потому он «находит в этом что-то особенное»!
Буйный водоворот дурно пахнущей воды, и во все стороны от него распространяется дурманящая, ядовитая атмосфера, порождающая подобно парам морфия миражи, вводящие в заблуждение органы чувств; тысячи и тысячи друг за другом сползают в нее, чтобы в конце концов безвольно раствориться там.
Брат тщится поучать сестру, дети — родителей. Над человечеством бушует потоп, особенно бурный в тех местах, где одиноко, как утес в море, еще возвышаются здравомыслящие, охваченные просто омерзением одиночки. За них цепляются многие, кому уже не достает собственных сил, дабы устоять против вихря. Как любо смотреть на эти маленькие группы, уцелевшие, подобно оазисам в пустыне. Как и те, они освежают дух путника, с трудом пробившегося сквозь грозящий гибелью самум, предлагая ему покой и отдохновение.
То, что проповедуется сегодня во имя прогресса под всяческими изящными прикрытиями, есть не что иное, как завуалированный призыв к великому бесстыдству, отравление высоких чувств, сокрытых в человеке. Самая страшная из всех эпидемий, угрожавших когда-либо человечеству. И вот что странно: создается впечатление, что очень и очень многие только и ждали благопристойного повода смешаться с грязью. Людским толпам это ведь так приятно!
Но тот, кто познал Духовные Законы, Действующие в Мирозданье — тот с отвращением отвернется от устремлений нынешнего века. Рассмотрим-ка одно из самых «безобидных» развлечений: «семейные бани».
«Тому, что чист, чисто все!» Это звучит так красиво, что под покровом благозвучия можно себе кое-что и позволить. Но присмотримся-ка поближе к простейшим эфирно-вещественным процессам, происходящим в подобной бане. Предположим, что в ней находятся тридцать человек обоего пола, из которых двадцать девять в самом деле чисты во всех отношениях. Предположено немыслимое априори; ибо обратное ему куда вероятнее, да и то встречается довольно редко. Но все-таки предположим именно так.
Тот самый «тридцатый» тоже ведь смотрит, и это возбуждает в нем нечистые помышления, хоть внешне он, может быть, и ведет себя вполне корректно. В сфере эфирно-вещественного эти помышления тотчас же воплощаются в ожившие идеи, тяготеющие к тому, на кого он смотрит, и прилепляющиеся к нему. А это пачкает независимо от того, дошло ли дело до слов и действий или же нет!