— Откуда система знает? — спросил Сатиш.
— Откуда знает что?
— Что детекторы включены. Откуда она знает, что позиция электрона была зарегистрирована?
— А-а, это большой вопрос.
— Может, детекторы выдают какие-то электромагнитные помехи?
Я покачал головой:
— Ты еще не видел действительно странных вещей.
— О чем ты?
— На самом деле электроны совсем не реагируют на детекторы. Они реагируют на тот факт, что ты в какой-то момент снимаешь показания детектора.
Сатиш посмотрел на меня, явно ничего не понимая.
— Включи детекторы.
Сатиш нажал на кнопку. Детекторы негромко загудели. Мы дали эксперименту длиться какое-то время.
— Все, как и прежде, — сказал я. — Детекторы включены, поэтому электроны должны вести себя, как частицы, а не как волны. А без волн нет и интерференции, правильно?
Сатиш кивнул.
— Ладно, теперь выключи.
Гудение детекторов смолкло.
— А теперь магическая проверка, — объявил я. — Это как раз то, что я хотел увидеть.
Я нажал на детекторе кнопку «сброс», стерев результаты.
— Эксперимент был таким же, как и прежде, — продолжил я. — Оба раза детекторы были включены. Единственная разница состоит в том, что я стер результаты, не посмотрев на них. А теперь проверь экран.
Сатиш открыл корпус детектора и вытащил экран.
И тогда я увидел то самое выражение у него на лице. Мучительная необходимость поверить в то, что не может быть правдой.
— Интерференционная картина, — сказал он. — Как такое может быть?
— Это называется ретропричинностью. Стерев результаты после завершения эксперимента, я привел к тому, что электроны вообще не вели себя, как частицы.
Сатиш молчал целых пять секунд.
— Такое возможно?
— Конечно, нет, но ты сам это увидел. Пока разумный наблюдатель не увидит показания детектора, сам детектор остается частью более крупной неопределенной системы. Детектор не вызывает коллапс волновой функции — это делает разумный наблюдатель. Сознание подобно гигантскому прожектору, вызывающему коллапс реальности везде, куда он светит, а то, что не наблюдается, остается вероятностью. И это не ограничивается лишь фотонами или электронами. Это все. Вся материя. Это дефект реальности. Поддающийся проверке, воспроизводимый дефект реальности.
— Значит, ты это хотел увидеть?
— Да.
— А теперь, когда увидел, для тебя что-то изменилось?
Я ненадолго задумался, анализируя свои мысли.
— Да, изменилось. Стало гораздо хуже.
Мы проводили эксперимент снова и снова. Результаты никогда не менялись. Они идеально совпадали с результатами, которые Фейнман задокументировал десятилетия назад. За следующие два дня Сатиш подключил детекторы к принтеру. Мы проводили эксперимент, и я нажимал кнопку распечатки. Потом мы слушали, как жужжит принтер, печатая результаты.
Сатиш корпел над распечатками так, будто пытался придать им смысл одним усилием воли. Я заглядывал через его плечо, становясь голосом в его ухе:
— Это подобно неисследованному закону природы. Квантовая физика как форма статистической аппроксимации — решение проблемы сохранения реальности. Материя ведет себя как область частот. Зачем изменять массивы данных, на которые никто не смотрит?
Сатиш отложил листки и потер глаза.
— Есть школы математической мысли, которые утверждают, что более глубокий, подразумеваемый порядок скрыт сразу под поверхностью наших жизней, — заметил я.
— Для этого у нас тоже есть название, — улыбнулся Сатиш. — Мы называем это «брахман». И мы знаем об этом уже пять тысяч лет.
— Хочу кое-что попробовать, — сказал я.
Мы снова провели эксперимент. Я распечатал результаты, тщательно постаравшись не смотреть на них. Мы выключили установку.
Я сложил оба листка пополам и сунул их в конверты из плотной бумаги. Сатишу я дал конверт с распечаткой результатов экрана, а себе оставил результаты детекторов.
— Я пока еще не смотрел результаты детекторов, — пояснил я ему. — Поэтому сейчас волновая функция все еще представляет собой суперпозицию — наложение — состояний. И даже хотя результаты распечатаны, они все еще неизвестны наблюдателю и поэтому все еще являются частью неопределенной системы. Понял?