Он грохнул по столу опустевшим стаканом.
— Надо бежать. Если меня снова закроют, я здорово влипну.
Коул стремительно поднялся и вышел. Белл обернулся, и солнце, еще не скрывшееся до конца, ослепило его во второй раз.
«Слепой, как летучая мышь», — подумал Белл.
Впрочем, такой хороший работник, как он, не мог не знать, что летучие мыши на самом деле не слепы. Об этом он и заявил вслух.
— Чего? — переспросил бармен. «А ведь он тоже работает в зоопарке. В каком-то смысле», — подумал Белл.
— Летучие мыши на самом деле не слепы, — повторил Белл.
«Никогда не пей с осужденными», — отчитывал он сам себя.
Это плохая идея по целому ряду причин. Это непрофессионально. И потом, если ты станешь его собутыльником настолько, что даже будешь потягивать виски на крыше вольера с моржами — а за это ведь увольняют, — то что ты будешь делать потом, если осужденный совершит нечто такое, о чем ты обязан сообщить? Что-то другое.
Неделю спустя после посещения бара Белл пришел на работу и увидел, что возле ворот его поджидает Гарланд, главный механик.
— У нас проблема, — сообщил он.
— Проблема?
— С твоим другом. Он пьян.
— Где он?
— Я отправил его чистить верблюжий вольер. Так он не попадется никому на глаза до тех пор, пока не протрезвеет хотя бы чуть-чуть, — Гарланд помолчал. — Только он, кажется, набрался сильнее, чем я думал.
В висках тяжело застучало. Белл вздохнул.
Гарланд тоже выглядел неважно. Новость и впрямь оказалась плохой. Особенно с учетом того, что Гарланд заметил состояние Коула, но все равно позволил ему работать. Намечался почти Уотергейт. Если правда всплывет, многие люди могут пострадать.
— Я решил подождать и посмотреть, как ты поступишь, — сказал Гарланд. — Не хотелось заявлять на него, ведь это… ну…
Белл понимающе кивнул:
— Я разберусь.
Остановившись у вольера с верблюдами, Белл позвал Коула. Тот подошел к нему с лопатой в руках. От него несло ромом.
— Да? — по тону стало понятно: Коул знал, что назревают неприятности. Взглянув на заключенного через прутья клетки, Белл заметил в его глазах что-то агрессивное. Что-то львиное.
Белл объяснил, что нужно делать.
Коул положит лопату.
Не будет ни с кем разговаривать.
И уйдет через задний вход. Немедленно.
— Значит, я попал, — сказал Коул. Белл покачал головой.
— Ты позвонил и сказал, что заболел, вот и все. Ничего больше.
Белл знал, что обязан уволить провинившегося. Так почему же он этого не сделал?
Что ж, тут все понятно. Он скажет Коулу, чтобы тот выметался к чертовой матери и никогда больше сюда не возвращался, а Коул пойдет к начальнице зоопарка и скажет: «Знаете, а я пил с Беллом виски на крыше в рабочее время».
— Я попал, — повторил Коул и покачнулся.
Белл нахмурился. Долгое время они молчали, затем Коул прошептал:
— Я не вернусь в тюрьму. Не вернусь.
Белл вывел его из зоопарка.
— Приходи завтра, — напутствовал он. — Трезвым.
Коконы пролежали ровно четыре недели. А затем, когда Белл вошел в заднюю комнату, он услышал звук множества гаснущих электрических лампочек. Долгое время он просто стоял и смотрел. В террариумах кишела странная новая жизнь. В каждой из стеклянных коробок, казалось, жили абсолютно разные существа. Странные осы и создания… не похожие на ос. Безымянные создания. Одни крупнее, другие мельче. Одни с крыльями, другие без. Все — красные с черным.
— Невозможно, — пробормотал Белл. Они не могли являться одним и тем же биологическим видом.
В первую очередь, почти инстинктивно, он захотел позвонить в университет. Но вспомнил их ответ о роющей осе. К черту университет.
К тому же инстинкты — они для животных. Белл сам разберется с этой загадкой.
Белл не сомневался в том, что справится. Он многое знал о насекомых.
Знал, что насекомые одними из первых выбрались на сушу. Они видели рассвет и закат динозавров, рождение цветковых растений. Не люди первыми начали вести хозяйство, приручать животных или воевать. Эти достижения принадлежат насекомым. Когда человечество еще только делало свои первые неуклюжие шаги в области земледелия, южноамериканские муравьи уже давно довели эту науку до совершенства — в подземных камерах своих муравейников они аккуратно засеивали обширные, тщательно ухоженные сады грибами, существовавшими уже более тридцати миллионов лет.