С востока донесся гул мощных авиадвигателей. На этот раз это был тот самый звук, которого ждал Чарли, — сдержанный рокот фантастических машин, сделавших ССША бесспорными хозяевами в небе Японии. Ни Лондон, ни Санкт-Петербург не были в состоянии повторить выдающиеся достижения американской военной техники и науки.
Вожатый Рук едва успел снова поставить пионеров «смирно», как пара «Кэртисс Хеллдайверов» внезапно возникла на фоне солнца, чтобы с ревом пронестись в двухстах футах над взлетно-посадочной полосой. Голубые цельнометаллические чудо-машины ярко сверкали в солнечных лучах, казалось, заполняя собой все небо. Ведомый самолет выпустил полотнище с приветствием: «ЭРС восхищается доблестным трудовым подвигом жителей Роузвилла». Канзасцы на трибунах и техасцы вокруг нее вскочили на ноги в едином порыве и завопили так, будто великий социалистический герой ди Маггио только что выбил в аут очередного противника.
Одномоторные бомбардировщики заложили вираж и снова прошлись над полем, на этот раз чуть выше, синхронно провернув по три «бочки». Верхние поверхности на правых крыльях и нижние на левых были украшены красными серпами и молотами и белыми звездами. ЭРС работала на публику, но в данных обстоятельствах это было вполне простительно.
Чарли до крови закусил щеку с внутренней стороны, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. В такие моменты ему было искренне жаль тех, кто не был коммунистом и американцем. Он в миллионный раз поклялся себе, что станет пилотом, даже если для этого придется выучить все таблицы у окулиста наизусть. Сражаться в небе против империалистических стервятников! Гражданин ССША не мог мечтать о лучшей доле.
«Хеллдайверы» сделали еще круг, мягко приземлились, подрулили к началу ковровой дорожки и замерли рядом с уродцем-бипланом. Его пилоты-шаромыжники наблюдали за эволюциями современных самолетов, обмениваясь шуточками и передавая друг другу бутылку. Полковник Холл совершенно напрасно не убрал с поля эту отвратительную парочку с их дряхлой летающей табакеркой.
Пилоты ЭРС открыли удлиненные фонари остекления своих бомбардировщиков, спустились на землю и сняли куртки и шлемы. Под теплой одеждой оказалась парадная форма. Публика приветствовала каждого из героев бурными аплодисментами. Чарли с восторгом смотрел на лица своих кумиров, прекрасно знакомые ему по журналам и кинохронике. Хаббард с непокорной рыжей шевелюрой, Дюк Моррисон, человек-скала, Паттон с зажатой в зубах сигарой и в каске с пятью звездами и Маккарти, низенький, толстенький клоун эскадрильи. Они построились в шеренгу и поклонились публике. Потом из своего самолета выбрался Линдберг, одетый в высотный комбинезон с подогревом и сверкающий шлем, делавший его похожим на персонаж из сериала «Флэш Гордон освобождает Вселенную». Линдберг снял головной убор и обнажил мужественное лицо, в котором, однако, было и что-то мальчишеское.
Дирижер убедился, что вся пятерка гостей в наличии, и оркестр заиграл государственный гимн. Пилоты автоматически приняли стойку «смирно» и подняли правые руки со сжатыми кулаками в салюте солидарности.
— О, скажи, видишь ли ты, — затянул чистый и звонкий одинокий голос, в бледном свете зари то, что с гордостью мы…
К поющему присоединились зрители. Чарли почувствовал, как волнующие строки захватывают его, и сам непроизвольно открыл рот.
— …красные полосы и яркая звезда…
У Чарли был хороший голос, но в школьном хоровом кружке его не любили, потому что, как однажды заявил учитель пения, «он слишком увлекался мелодией».
— …всполохи ракет и бомбовых разрывов…
Музыка — любая музыка — порождала в нем какие-то странные чувства.
— …О, скажи, что реет еще звездный стяг…
Пятеро героев были глубоко тронуты. У Линдберга и Моррисона глаза увлажнились скупыми мужскими слезами. Маккарти спрятал нижнюю часть лица в ладонях, и от волнения у него затряслись плечи.
— …над страною правды, над родиною храбрецов.
Едва отзвучали последние ноты гимна, как к Паттону подскочил Хоуви с цветочной бомбой. Генерал неуверенно посмотрел на старика, но принял букет и поднял его над головой на всеобщее обозрение. Кто-то закричал, военные полицейские полезли за пистолетами. Из букета повалил дым, будто из адской машины, готовой взорваться и засыпать окружающих лепестками шрапнели. Раздался треск, и из подношения вырвались язычки пламени. Пораженный Паттон уронил букет, выплюнул сигару и выхватил револьвер с перламутровой рукоятью. Упавшие на ковер цветы внезапно полыхнули, будто на них плеснули бензином.
Хоуви принялся издавать притворно сочувственные звуки и заплясал вокруг букета, затаптывая огонь. Кто-то из пионеров звена хихикнул, и Чарли грозно зашипел. Щеки его пылали от стыда, но, к счастью, вожатый Рук не заметил вопиющего нарушения дисциплины. Через несколько мгновений на месте происшествия оказались полковник Холл и два джипа с военными полицейскими в касках с белой полосой. Двое патрульных схватили Хоуви, и из руки старика выскользнула зажигалка, со стуком упавшая на ковер.
На этот раз Чарли прекрасно расслышал все. Резким скрипучим голосом, от которого кровь стыла в жилах, Паттон заявил, что еще никогда в жизни его так не оскорбляли, «что даже Роммель не пытался разделаться с ним с помощью букета, вымоченного в авиационном горючем. Даже английский ублюдок Монти не осмелился на это. В лице генерала были оскорблены ВМС, ВВС, генеральный секретарь Капоне и весь американский народ». Полковник Холл извинялся с таким жаром, будто от этого зависела его карьера, как, в сущности, и обстояло дело. Джек, младший из пилотов биплана, стал заступаться за напарника, делая упор на то, что старик являлся заслуженным ветераном войны. Вид «Хеллдайверов» в полете напомнил Хоуви о товарищах, погибших в небе над Тихим океаном, и бедняга не выдержал. Такое часто случалось.
— Ведь он же настоящий коммунист — ничуть не хуже других. Его нужно не наказывать, а лечить.
Джек вовсю сыпал словами, окрашенными певучим французским акцентом, и мог бы убедить кого угодно и в чем угодно, хотя было совершенно ясно, что он беззастенчиво вешает слушателям лапшу на уши. Впрочем, на Паттона его речь не произвела ни малейшего впечатления, и генерал упорно и с ледяным спокойствием требовал, чтобы Холл немедленно расстрелял рецидивиста.
Полковника пробирала дрожь. Он сомневался в том, что обладает правом расстреливать посторонних гражданских лиц.
— Дьявол вас всех забери! — выругался Паттон, взводя курок револьвера. — Сейчас я сам разделаюсь с этим паразитом.
— Э-э, генерал, но не можете же вы в самом деле, — сказал полковник, издав нервный смешок, в котором слышался панический испуг. Эта фраза, наверное, была самым смелым поступком в его жизни.
— Холл, ты — тыквенная башка. Я уничтожал города! Подумаешь, прикончу еще одного старого оборванца — какая разница?