Танк остановился.
Стреляя по удиравшим машинам, Борис приказал роте развернуться к бою. Круша деревья, «тридцатьчетверки» вошли в лес по обе стороны от дороги.
Грузовик скрылся за поворотом.
В ту сторону танки послали несколько снарядов и прекратили огонь.
Ларкин подъехал к Андриевскому и по пояс высунулся из люка.
— У тебя на карте есть боковуха? — спросил у него Борис.
Ему не хотелось лезть в планшет, потому что он хорошо помнил, что на его карте в этом месте нет никакой боковухи.
— Ничего такого не видать, — сказал Ларкин, рассматривая карту.
— Что будем делать? — спросил Андриевский и сам предложил решение: — Тут где-то, по карте, должна быть высотка. Я попробую проскочить к ней по дороге. Посмотреть надо…
— Вышли лучше дозор, — сказал рассудительно Ларкин.
— Я проскочу, — стараясь говорить так же рассудительно, уверил его Борис. — Может, там вообще все удрала ли?
Он пошевелил затекшими плечами, вздохнул и сказал небрежно механику:
— Гони!
«Тридцатьчетверка» понеслась по дороге.
Андриевский выглядывал из открытого люка и чувствовал, что вся его усталость сразу прошла, появились бодрость и веселость, такая же острая и немного искусственная веселость, которая всегда появлялась у него в детстве перед большой дракой «двор на двор». Вообще Борис часто замечал, что у него внутри, оказывается, почти ничего не изменилось по сравнению с детством. Раньше он был уверен, что у взрослых все происходит по-другому. Но у него все было то же самое. К друзьям он относился так же, как к одноклассникам, к начальству — как к учителям, которым можно нагрубить, отстаивая свою независимость, но которые обладали чем-то таким, чем не обладали ребята. Поэтому Борис втайне не считал себя взрослым. Ему казалось, что это какой-то особенный его порок, и он изо всех сил старался скрыть этот порок.
Сейчас, когда его машина в одиночестве неслась навстречу неизвестному, он, как обычно, мельком удивился тому, что для него нет никакой разницы между мальчишеской дракой и взрослой войной. «Проскочу, — подумал он весело. — Ничего не случится. Точно проскочу…»
В этот момент он увидел, что лес кончается, сменяется редкими деревьями и кустарником, за которым чернел выезд с боковой дороги. Дальше начиналось совсем уж голое место, серая поляна с одинокими высокими соснами. Поляна заканчивалась такой же серой высотой.
На гребне высоты блеснули вспышки.
Андриевский захлопнул люк над головой, крикнул «немцы!» и вцепился обеими руками в скобу, которая поворачивает прибор командирского наблюдения. Но тут его резко качнуло в сторону. Машина крутнулась на одной гусенице, вздрогнула и въехала в лес. В лесу она сразу остановилась.
— Чего сдрейфил, мать твою так? — закричал в бешенстве Андриевский на механика-водителя.
— Впереди противотанковая пушка, — объяснил механик. — Зачем ей бок подставлять?
В наушниках послышался спокойный и хриплый голос Ларкина:
— Скрытно двигаться к высоте. Занять огневой рубеж…
Ткаченко потихоньку тронулся с моста, начал, стараясь не задевать деревья, разворачиваться и медленно двинулся к боковой дороге.
Скоро «тридцатьчетверка» достигла опушки, поросшей кустарником, и Борис сквозь деревья снова увидел высоту, по гребню которой пробегали огоньки, как будто там лежала длинная цепочка с лампами, какие вывешивают в городах во время иллюминации.
Танк остановился и открыл огонь по высоте.
Через несколько минут подошли остальные машины.
Теперь ничто не напоминало иллюминацию, скорее казалось, что на высоте ведутся взрывные работы. Вспыхивал огонь, земля взлетала в воздух, падали, как подкошенные, высокие сосны.
Воздух в танке нагрелся, стал дымным и вонючим. Пахло гарью и по́том. С грохотом откатывался орудийный затвор, ревел двигатель, трещал пулемет…
Борис злился на задержку, на вонь и гарь, на то, что из-за струсившего механика не сумел проскочить по дороге за высоту и ворваться на нее с тыла.
— Ваня! — закричал он, включая рацию. — Хватит чикаться. Я со взводом Чигринца рвану на высоту. А все прикрывайте нас огнем. Понял, Чигринец?
— Понял, — мрачно сказал командир взвода лейтенант Чигринец.
— Ты у меня смотри, — невольно подражая интонации полковника Макарова, погрозил Борис. — Подходи скрытно к высотке. Оттуда рванем по моей команде. Ясно?
— Думаешь, подход не заминирован? — спросил Ларкин.
— Ничего. Проскочим, — весело сказал Борис, у которого настроение исправилось сразу после того, как он решил действовать. — Проскочим. Не сидеть же здесь до ночи. Вы только, сволочи, смотрите получше. А то вы сослепу еще нам в зад бронебойным влепите…