— Успехов вам, товарищи! — крикнул подошедший Чухломин и с усилием перевел дыхание. — Никакой пощады врагу!.. Мы проявляем милосердие, а они истязают и убивают наших людей!
Передовой ездок подхлестнул вожжой коня. Полозья взвизгнули на обтаявшей мерзлой колее. Вставшее над лесом ослепительное солнце отбросило на заискрившийся снег длинные тени бойцов и лошадей. Они текли вдоль дороги, переваливаясь через бугорки и заструги, заполняя низинки. С конских боков летела липкая, едко пахнущая потом шерсть. Лошади линяли.
— Прощай, Назар! — крикнул Фролов и приподнял свою неизменную папаху.
— Жди нас с победой! Поправляйся! — выпрямившись в санях во весь рост, яростно крутил шапкой Костя Люн.
— Назарка-а-а, проща-ай!
Назарка махал здоровой рукой и улыбался. Солнечные лучики, раздробившись на тысячи осколков, застилали глаза. Он сжимал веки, встряхивал головой, но они набегали вновь, соленые непрошеные слезы.
«Увижу ли всех живыми?» — подумал Назарка и взмахнул последний раз: подводы скрылись за поворотом.
— Пошли, Никифоров! — позвал Чухломин и дружески протянул Назарке кисет с махоркой.
Они закурили и медленно пошагали в город.
— К заклятым врагам приходится быть беспощадным! — говорил Чухломин, попыхивая дымком. — Против Советской власти организовываются заговоры, устраиваются мятежи и восстания. Эсерка Каплан стреляла в товарища Ленина. На террор белогвардейщины мы ответили красным террором. Самый удобный враг — это мертвый враг! Если бы каждого белобандита бить, как они били меня... Восстание в Якутии давно бы уже раздавили, если бы мы приняли самые жесткие меры! Нет, новый командующий Якутской области начал гнуть свою политику — уговорами да убеждениями, амнистию объявили, отъявленных головорезов под честное слово на волю выпустили! Посмотрим, чем умиротворение это еще кончится. Сколько еще красноармейской крови будет пролито...
— Дядя Гоша Тепляков и Фролов другое говорили! — возразил Назарка, испытывая двоякое чувство к шагавшему рядом с ним человеку. — Бедняк, хамначит откуда знают — неграмотные! Якутов против Советской власти тойоны поднимали. Обманом поднимали, товары людям даром давали, долги прощали. Не надо хамначитов убивать! Якутские бедняки Ленина — Светлого Человека давно ждут. Откуда им знать, что красных к ним Ленин послал? Хамначит правду узнает — от бандитов сразу уйдет, обязательно уйдет!
— А ты, приятель, как окунь, — колючий! — с улыбкой заметил Чухломин и прибавил шагу. Он заложил руки за спину, закрыл глаза и, улыбаясь, подставлял сияющему солнцу изможденное, землистого цвета лицо.
Временно, до возвращения отряда, Назарку поселили у вдовы политссыльного Матрены Павловны Волошевской.
— Вот и славно! — ответила Матрена Павловна на предложение взять к себе временного постояльца. — По-якутски будем с ним капсекать. А то я родной язык совсем, почитай, забыла.
Стараясь не шуметь, Назарка прикрыл за собой дверь, шапкой обмел валенки. Хозяйка в своей неизменной меховой душегрейке возилась у русской печи. Ей помогала глухонемая девушка.
— Нохо! — услышав возню у входа, позвала Матрена Павловна. — Проходи сюда. Завтрак готов.
— Не хочу, Матрена Павловна! — ответил Назарка.
Он прошел за ситцевую занавеску, где поставили его кровать, приладил под больную руку подушку и раскрыл книгу.
— Ты сначала поешь, а потом уж читай! — настаивала Матрена Павловна.
— Не хочу!
— Тогда я в печку поставлю! — немного погодя сказала Матрена Павловна. — Хлеб на тарелке под салфеткой... Я к коровушке.
В пальцах давно потухла самовертка. От напряжения ломило в висках, глаза слезились. Назарка уткнулся лицом в подушку, зевнул. Воображение перенесло его на незнакомую таежную дорогу. Пофыркивая, шустро бежали лошади. В санях, убаюканные равномерным покачиванием, дремали Фролов, старшина Кеша-Кешич, Коломейцев, Костя Люн... Его разбудила хозяйка:
— Вставай!.. Так и не позавтракал, негодник! Время-то за полдень уже. Мне товарищи красноармейцы строгий наказ сделали: кормить тебя хорошо, чтоб быстрей поправился. А ты голодом себя моришь!
— Забыл, Матрена Павловна!
Назарка спрыгнул с кровати, не одеваясь вышел на кухню, набрал в ковш воды со льдинками. Выйдя на двор, сполоснул лицо и плеснул струйку за воротник. Не удержавшись, зычно ухнул и передернул плечами. Вялости как не бывало.
— Тут к тебе приходили, — сообщила Матрена Павловна, протягивая Назарке полотенце, и пошевелила губами, припоминая незнакомое слово, — в яч... ячейку звали... сегодня.
Назарка с аппетитом хлебал наваристый суп. Старушка сидела напротив, через стол, и с явным удовольствием разговаривала с постояльцем на родном языке.