— Выслушай меня, отец, — промолвил Павел как можно спокойнее, когда Уйбаан замолчал, задохнувшись. — Я уже взрослый. Сам же говорил, что мне жениться пора, невесту даже хотел найти — умную, городскую. Тебе тяжело одному, стар уже. Я же тут останусь, ты все видеть будешь, советом поможешь. И тебе лучше и мне...
— Не дам! — перебил отец.
В груди Павла копилась злость, но он сдерживал себя, хотя это стоило ему немалых усилий.
— Пойми же ты, — как ребенка, убеждал он отца, — мне нужна сейчас мука, чай, сахар, денег много надо.
— Мешок муки бери, сахару маленько бери, спирту возьми. Куда тебе шибко много? Гулять, наверное, хочешь, мое мотать? Дружки сразу отыщутся. К сбитой холке все мошки липнут!
Старик не хотел понять или действительно не понимал его, и это бесило Павла. Он скрипнул зубами, тяжело уронил на стол жилистую руку. Под ногами доверчиво вертелся щенок. Павел яростно пнул его носком торбаса. Щенок с отчаянным визгом отлетел к двери и долго еще тихонько взлаивал и скулил, забившись под орон.
— Мне надо не мешок муки, а всю муку... Ты дай ключи!
— Не дам! — упрямо ответил Уйбаан и отодвинулся подальше от сына.
— Почему не дашь? Еле ходишь, штаны не застегнешь, а за ключи держишься. Понимаешь ли ты — скоро будет война! Мне нужны мука, чай, мануфактура — все нужно. Ты мешать будешь. А красные придут — у тебя все равно отнимут богатства. Тогда и ты и я бедняками станем. В услужение к презренным хамначитам пойдем. Ты совсем немощный стал, у тебя и мальчишка отобрать может.
— Какой красный? — подозрительно покосился Уйбаан на сына, ожидая подвоха с его стороны.
— Люди такие появились. У богатых все забирают! — скупо пояснил Павел. — Ты же слышал об этом!
— Ты врешь, и люди врут! — убежденно ответил старик. — Какой дурак тебе поверит! Кто у богатого может отнять? Один царь плохой был, другого найдут! Порадовались, пошумели тогда — и хватит. Наслежного писаря, как ни назови, все равно писарем будет. И я ему хозяин!.. Врешь ты!..
— Зачем врать! Правду говорю!
— Не дам, и не проси!
Павел подошел к камельку, разгреб подернутые пеплом угли. Подхватил один уголек щипцами и бросил в берестяное ведро с водой. Подождал, пока в ведерке перестало шипеть и булькать. Резко обернулся к отцу.
— Не дашь — сам возьму! — заявил он угрожающе.
— Как возьмешь! — закричал старик, вскакивая. Голова его затряслась, как у паралитика. — Чужое возьмешь?.. Твое это?.. Разбойник!.. Не дам тебе ничего, с собой в могилу лучше возьму. Отцу родному так говоришь!.. Из юрты выгоню, последним хамначитом сделаю, без штанов ходить будешь!.. Да я тебя...
Старик задохнулся, лицо посинело от натуги. Он мелко дрожал, хватался руками за грудь — не хватало воздуха, спазмы сжимали горло.
— Никуда ты меня не выгонишь! — криво усмехнулся Павел. — Хамначитом я не буду. А ключи давай. Не дашь — отниму!
Старик сделал было шаг к двери, но сын заступил дорогу. Ошеломленный, Уйбаан раскрыл рот, вытаращенными глазами уставился на сына. Такие дерзкие слова он слышал впервые.
— В город жаловаться буду! — почему-то шепотом пригрозил Уйбаан.
— Жалуйся, жалуйся! — ощерив в улыбке зубы, издевался Павел. — Там тебя только и ждали. В городе новая власть, не наша! Большевики тебе посочувствуют...
Уйбаан собирался что-то возразить, но, заикнувшись, осекся на первом звуке. Судорожно скрюченными пальцами потрогал ключи. Они звякнули протяжно и жалобно. Уйбаан никак не мог в мыслях даже представить, что его богатствами будет распоряжаться кто-нибудь другой, хотя бы и сын.
— Давай ключи!
Павел шагнул к отцу и протянул руку с растопыренными пальцами. Старик не ответил.
— Давай ключи! — требовательно повторил сын.
Павел вплотную подошел к отцу и уставился на него давящим, немигающим взглядом. Уйбаан видел, как наливались кровью глаза сына, и в ужасе попятился. Старику подумалось, что сын вот-вот вцепится ему в горло и задушит.
— Что ты! — зашептал он побледневшими губами. Не сводя расширившихся глаз с сына, торопливо зашарил рукой по поясу. — Не дам! — кликушески выкрикнул он. — Не дам!
— Нет, дашь!
Павел рванул старика за плечо так, что у него мотнулась голова.
— Ты что, Пашка! — забормотал сразу обмякший Уйбаан.
— Ключи!
— Бери... Только ты сумасшедший... Прямо сумасшедший!.. Как можно...
Старик, обессиленный, опустился на пол посредине юрты и всхлипнул. Павел сгреб тяжелую связку звякнувших ключей, спрятал в карман. Затем молча повернулся и вышел, даже не взглянув на отца. Пораженный происшедшим, Уйбаан словно окоченел. Его остекленевшие глаза неподвижно уставились в одну точку, но ничего не видели.