Павел нервничал и трусил. Начала боя он ожидал с затаенным страхом и старался скрыть свои чувства от поручика, которого еще мало знал. На все его многочисленные вопросы отвечал с излишней обстоятельностью, тщательно выговаривая русские слова. Губы косила обычная усмешка. Однако, когда они закуривали, пальцы Павла заметно дрожали.
— Раньше вам в боях не доводилось бывать? — поинтересовался Станов, пытливо взглянув на Павла.
— Не приходилось! — чистосердечно признался командир. — А вам, поручик?
— С шестнадцатого года против кайзера в окопах сидел. С адмиралом Колчаком поход совершил, — с деланным равнодушием ответил Станов и, невесело улыбнувшись, добавил: — Послужной список у меня длинный... Вы новичок в военном деле, поэтому и волнуетесь. Такое испытывает всякий, идущий в бой первый раз. Потом это чувство теряет первоначальную остроту.
— Так оно и должно быть, — согласился Павел. — Мне лично думается, что привыкнуть можно ко всему, даже к мысли о скорой смерти.
— Ну, это слишком! — покровительственно заметил Станов. — Зачем заранее убивать себя? О смерти думать не стоит: легче будет!
«Это счастье, что нашелся помощник, опытный кадровый офицер», — подумал Павел.
Встретились они недавно в городе, в доме у Макара Ивановича. Разговорились. Раз сидит у Болдырева, значит, свой человек. Тем более, что, повстречав Цыпунова, Макар Иванович хитро прищурил свои глазки и таинственно сказал:
— Я вам сюрприз приготовил...
Сюрпризом оказался Станов. Узнав, что он поручик, Павел без обиняков предложил ему должность помощника командира. После небольшого раздумья Станов махнул рукой и согласно кивнул. Правда, поручик имел свои виды, поступая в маленький белоповстанческий отряд, который очень легко можно было окрестить бандой. Ему, колчаковскому офицеру, прекрасно известно, с какими силами надо подниматься против красных. Не с этим же сбродом! Впрочем, здесь на время можно было осесть и спокойно наметить, что предпринять в дальнейшем: это отдаленный, нелюдимый и вместе с тем богатейший край.
В Якутию Станов попал не по столбовому тракту. Его с карательным отрядом направили из Иркутска в верховья Лены против партизан. Но колчаковцы в нескольких ожесточенных стычках были разбиты наголову.
Станов остался в живых совершенно случайно. Добывая самогон, он отстал от карателей. Узнав об их полном разгроме, поручик незамедлительно скинул с себя военную форму и оделся как беззаботный гуляка-старатель, проматывающий «фарт». Он выбирался захолустными тропами из тех районов, где побывали каратели. Станов отлично знал, что там ему пощады не будет. А жить хотелось чертовски. Единственным спасением было пробраться в Якутию. Остальные пути отрезали партизаны. Чтобы его ненароком не опознали, поручик отпустил бороду, беспрестанно горбился, скрывая свою офицерскую выправку. Лишь на квартире Макара Ивановича он понял, что сумел избежать возмездия.
...День выдался тусклый, сумрачный. С неба падал редкий снежок. Мороз больно пощипывал нос и щеки. Время от времени Станов извлекал из кармана плоскую бутылку с разведенным спиртом и, отогрев ладонью горлышко, подносил ко рту. Пил он мелкими, частыми глотками и при этом крякал. Сани на неровностях потряхивало и капельки спирта падали на подбородок.
— Не привык к таким температурам, — заметил, оправдываясь, Станов. — Вынужден подогреваться!
Вдали нетронутой снежной поверхностью забелел алас. Павел насторожился, обеспокоенно озираясь по сторонам. От группы придорожных елей вдруг отделился человек и, спотыкаясь, побежал наперерез саням. Поручик инстинктивно схватился за кольт.
— Наш это! — Павел натянул поводья и остановил коня. — Ну что?
— Ночевать, однако, здесь будут! — указывая на алас, сдавленным шепотом сообщил разведчик.
Видимо, он долго пробыл на морозе. Одежда на нем заиндевела. На бровях наросли сосульки. Слова выговаривал с трудом.
— Все в юрте?
— Все как будто. Лед кололи, дрова таскали.
Командир вылез из саней, собрал вокруг себя наиболее опытных, отважных охотников. Стали совещаться. Решили незамеченными подойти с двух сторон к юртам и напасть врасплох на уставших красноармейцев.
Недалеко от аласа в полной тишине отряд разделили на две группы. Того, кто знал хотя бы несколько русских слов, Станов брал с собой. Остальных должен был вести командир.