Итак, я увидел в баре Сигу Д. Вошел и сел за столик недалеко от нее. Кроме нас, в зале было всего трое или четверо посетителей. Остальные устроились на террасе, где было прохладнее. Сига Д. была за столиком одна. Она напоминала львицу, залегшую в высокой траве, подстерегающую добычу и взглядом своих желтых глаз разрывающую саванну в лохмотья. Ее холодный вид настолько контрастировал с обжигающей страстностью ее произведений, что воспоминание о них – о великолепных, полных драматизма страницах, о страницах из кремня и алмаза – заставило меня на мгновение усомниться, действительно ли их написала эта сидевшая сейчас передо мной бесстрастная женщина?
В это самое мгновение Сига Д. подняла руку, чтобы завернуть широкий рукав просторного одеяния, края выреза разошлись, и я увидел ее груди. Они показались всего на пару секунд, словно в конце туннеля – или коридора, в котором томится желание. Сига Д. посвятила им незабываемые страницы, строки, достойные самой волнующей антологии эротических текстов. Короче, передо мной был бюст, вошедший в историю литературы. Многим читателям довелось мысленно созерцать его; и нередко в процессе созерцания у них возникали самые что ни на есть реалистичные фантазии. Я пробудил мои собственные, но тут рука опустилась, и грудь исчезла из поля зрения.
Собрав волю в кулак и допив бокал до дна, я подошел к столику, за которым сидела Сига Д. Я представился: «Диеган Латир Файе», сказал, что восхищаюсь ее творчеством и безмерно рад ее видеть, что меня завораживает ее личность, что мне не терпится прочесть ее следующую книгу, – в общем, выдал дежурный набор комплиментов, которые она привыкла слышать на встречах с поклонниками; потом, заметив на ее лице вежливо-раздраженное выражение, какое бывает у людей, желающих деликатно избавиться от назойливого типа, решил сыграть ва-банк и сказал: я только что видел вашу грудь и хотел бы увидеть ее снова.
Сига Д. сощурилась от удивления, я почувствовал, что передо мной открылась лазейка, и тут же проник в нее:
– Я так долго мечтал об этой груди, мадам Сига.
– То, что ты успел увидеть, тебе понравилось? – спокойно произнесла она.
– Да, очень понравилось, и я хочу еще.
– Почему?
– Потому что у меня стоит.
– Ты серьезно, Диеган Латир Файе? Мало же тебе для этого нужно, молодой человек!
– Да, я знаю, мадам Сига, но ваша грудь не дает мне покоя, и уже давно, если бы вы только знали, как давно.
– Не говори мне «вы», не называй меня мадам, это смешно, и успокойся, не надувай свой шарик, я тебе в матери гожусь.
– Ну так дай мне грудь по-матерински, – ответил я, как говорил в отрочестве, когда девушки отвергали мои ухаживания (или ничего не понимали в моих одиннадцатисложниках): поскольку они были на пять-шесть лет старше меня, я воображал, что они могли бы произвести меня на свет.
Сига Д. какое-то время разглядывала меня, затем в первый раз улыбнулась.
– Вижу, молодой человек за словом в карман не лезет. А еще вижу, что молодой человек – гурман. Хочешь, чтобы я дала тебе грудь? Прекрасно. Пойдем со мной. Мой отель – в нескольких минутах ходьбы. Если на то будет воля Аллаха, желание молодого человека исполнится.
Она уже собралась встать, но передумала:
– А может, ты предпочитаешь сделать это прямо здесь и сейчас?
И в доказательство того, что она не шутит, потянула за ворот просторного запахивающегося одеяния, и одна из ее больших грудей, левая, выскользнула наружу.
– Хочешь? – спросила Сига Д. – Вот, пожалуйста.
Я увидел коричневатый ореол соска, он был как островок среди изобилия плоти более светлых оттенков. Сига Д. смотрела на меня, склонив голову к правому плечу, невозмутимая и словно бы равнодушная ко всему остальному. Если бы она захотела, это могло бы выглядеть вызывающе, даже слегка вульгарно, однако в ее мало целомудренном жесте была сдержанная сила, для которой я очень быстро подобрал название: элегантность.