От Эллисона было мало толку. Прис помнил его как стремящегося к карьере ничтожного провинциала, одержимого желанием нравиться, продажного и несамостоятельного. Но Эллисон проявил неожиданное упрямство. Он откровенно возмутился небрежением к своей особе после смерти Листера и, увидев, что Прис один, отказался помочь ему, сославшись на то, что Стрейнджу мало что известно.
Прис так и удалился ни с чем.
— Не верю я вам, — повторял с озлоблением Прис. — Стрейндж пустым не уйдет. С тех пор как погиб Листер, он превратил нашу жизнь в ад.
— С тех пор как погиб Листер… — насмешливо ухмыльнулся Эллисон. Это был мелкий укол, но и он заставил Приса затрястись от ярости.
— Погибнет не только он, — пробормотал он.
Эллисон промолчал и зажег новую сигарету. Время было за полночь. Говорить было больше не о чем, угрозы не помогали.
После того как за Присом захлопнулась дверь и его «мерседес» прошуршал по улице, Эллисон пошел наверх укладываться. Сара приедет потом. Главное — убраться отсюда.
Было по-прежнему темно, когда Прис поставил машину в подземный гараж министерства, миновав встретившего его дежурного. Домой не хотелось. После развода дом был безрадостным и холодным, полным неприятных воспоминаний. Часа два вполне можно поспать в кресле, позавтракать в клубе и прийти на службу, чтобы пораньше начать рабочий день. Плевать на Эллисона. Есть иные способы поставить на место Стрейнджа. Хейтер одобрит. Ничего другого ему не останется, когда он появится за своим письменным столом. Вот ленивая сволочь.
Квитмен не спал до рассвета.
Когда гостиница стала просыпаться, повсюду захлопали двери, зашумела вода в ржавых трубах, он задремал. Над ним как будто что-то висело или давило, как при болезни в детстве. Он спал. Потом понял, что где-то стучат в дверь. Он дернулся просыпаясь. Стучали в его дверь.
— Кто там?
— Одиннадцать часов, — ответила горничная. — К двенадцати надо освободить номер. Останетесь еще на день?
— Нет… Спасибо, — прокричал Квитмен.
Шаги удалились по скрипучему коридору. Бреясь и одеваясь, он прикинул, куда ему податься. Главное, не опоздать на встречу в половине пятого, остальное не имело значения.
Отель «Занзибар» не баловал своих обитателей завтраком после девяти тридцати. К ленчу не накрывали до половины двенадцатого, да и тот походил больше на вчерашний ужин, Квитмен предпочел поэтому отправиться в закусочную. В холле гостиницы разило дешевым дезодорантом, яичницей и лаком для пола. Он заплатил по счету и вышел на улицу, ломая голову, как остаться незамеченным. Надо двигаться, сказал он себе, и сохранять бдительность. Подходя к остановке, он заметил автобус и сел в него.
— Куда направляетесь? — спросил он кондуктора, когда тот потребовал плату за проезд.
— Кенсингтон-Хай-стрит, Альберт-Холл, Найтсбридж, Парк-Лейн, Марбл-Арч, Оксфорд-стрит…
Квитмен выбрал Марбл-Арч — достаточно далеко от Уайтхолла. В моторе автобуса что-то зашумело, и он застрял посреди улицы.
Страх разоблачения не утих с наступлением дня, просто разлился по всему его телу. Он нашел свободное место и отвернулся от окна, чтобы его не узнали случайно с улицы. Он настолько был напуган вчера вечером, что остановился в первой попавшейся гостинице, быстро перекусил и заперся в узкой комнате. Чего хочет Стрейндж? Он полагал, что рассказал ему все, что только мог. Во всяком случае, он ничем не может ему быть полезным. Особенно теперь. А что, если Стрейндж вообще не прав?.. Новых сведений больше нет. Он отвечал на все вопросы Стрейнджа, обеспечивал его информацией из досье управления, но не знал, что выяснил Стрейндж. Этого не знал никто. Он обменивался информацией со Стрейнджем несколько раз за последние недели, но в одностороннем порядке. Стрейндж перестал наговаривать на пленку добытые сведения. Он только слушал имена, спрашивал подробности, без комментариев. Возможно, ради безопасности, но скорей всего дело не так просто. Собирается ли он наконец признать поражение?
— Марбл-Арч, — объявил кондуктор. Квитмен спрыгнул на тротуар. Купив газету, он направился в ближайший паб. Газета пестрела сообщениями о нескончаемой борьбе правительства с дефицитом, о расколах политических группировок, насилии и бедности. Журналисты, казалось, были подавлены событиями. Сообщения подавались вяло, будто язык не поворачивался для их описания. Квитмену пришло в голову: может, паб, — объект для террора, но тут же он прочитал, что «под угрозой находятся государственные служащие и учреждения», и заказал вторую кружку пива.