Мой сын, пристально посмотрев на нас, удовлетворенно кивнул, и тут же запрыгал на кровати, довольно смеясь. Не останавливаясь, с воодушевлением он начал рассказывать нам, как сегодня с Эли, кормил ездового ящера, и как ящер слушался его команд, которые он отдавал ему мысленно.
Мы же с Кирсатэлем, торопясь, раздевали его в четыре руки, радостно кивали ему, и, забыв отправить в душ, уложили в постель, пожелав спокойной ночи. И не сговариваясь, снова переплетя пальцы рук, направились в мою спальню.
На пороге, Кирсатэль обнял меня, вновь целуя. Упоительно, желанно, жадно, глубоко, страстно, вжимая мое тело в свое.
— Любимая моя, я уже стал бояться, что этого не будет никогда, — зашептал он мне в губы, подхватывая на руки и двигаясь к кровати.
В какой-то лихорадочной спешке мы помогали друг другу скинуть одежду, а тяжелое дыхание выдавало нашу крайнюю степень возбуждения. Руки и пылающие тела стремились к взаимным прикосновениям.
Его ладони захватили мою грудь, губы заскользили по лицу, шее. Руки, лаская, двинулись вниз, а губы обхватили сосок, чем окончательно сбили мое дыхание. Его пальцы остановились внизу, на самом чувствительном месте, нежно коснулись и заскользили в ритмичном круговом движении. Жгучая волна нестерпимого желания накрыла меня, подстегивая безумное удовольствие, которое, достигнув пика, вырвалось беспредельным наслаждением, вызвав непроизвольный глубокий, громкий стон. А потом, вслед за угасающим возбуждением, и мое тело расслабилось в сладкой истоме.
Но Кирсатэль продолжал ласкать меня, и, неожиданно для меня, вновь пробудил желание. Его губы, язык, вездесущие пальцы снова заставляли хотеть большего, прижиматься к нему сильнее, беспокойно двигаться под ним.
— Любимая моя... мое наваждение... моя боль... моя радость... моя жизнь... без тебя я, как бездушный артефакт... — шептал он между поцелуями.
— И я люблю тебя... — смогла я пошептать в ответ, уже теряя связь с окружающей действительностью, погружаясь в окутавшую нас общую ауру неразрывной близости и любви, отдаваясь таким сладостным, желанным ощущениям.
Кирсатэль проник в меня и завораживающий, упоительный ритм захлестнул меня, полностью затуманив сознание, прервав связь с реальностью, заставляя стонать от удовольствия, брать и отдавать, навсегда объединяя наши сердца, души, жизни.
Ошеломляющая, яркая вспышка, раньше неведанного по силе наслаждения, накрыла меня вместе с последним движением Кирсатэля. Учащенное тяжелое дыхание, влажная кожа, резкая слабость, испугали меня. Что со мной? Никогда ничего подобного не происходило!
— Я не умру? — обеспокоенно, шепотом, спросила я.
— Нет, Любимая моя, с тобой все в порядке, — с довольной улыбкой ответил мне Кирсатэль. — Сейчас ты уснешь, а утром проснешься с новыми силами.
Мы лежали обнявшись. Наши часто стучащие в унисон сердца постепенно возвращались к нормальному ритму, наполняясь ощущением, вновь приобретенного, когда-то утерянного счастья. Всю ночь мы не размыкали объятий, даже во сне боясь отпустить друг друга.
Утром я проснулась в тот же миг, как почувствовала, что лишаюсь такого желанного тепла и близости Кирсатэля.
— Спи, моя Любимая, — наклоняясь ко мне и нежно целуя в губы, прошептал, вставший с кровати, Кирсатэль.
— Я приготовлю завтрак, подниму Янисорэля, а потом, приду разбудить тебя.
И я, успокоенная, радуясь этой нехитрой заботе, снова провалилась в последние, такие сладкие для меня минуты утреннего сна.
После завтрака, мы с Янисорэлем, оба на бегунках, помчались к Эли, а Кирсатэль к своим пациентам.
В конторе, как всегда, я погрузилась в дела. Не имея возможности мысленно отвлечься, чтобы вспомнить о прошедшей ночи, осмыслить произошедшее, подумать о будущем наших с Кирсатэлем отношений, я оставила все эти мысли на более позднее время.
Сиесту провела в доме родителей. А после сиесты, забрав Янисорэля, мы с ним выкатились из садовой калитки, и увидели поджидающего нас, тоже на бегунках, Кирсатэля. И это так живо напомнило мне период нашей первой любви, что я почувствовала себя снова глупой, влюбленной, счастливой, романтичной девчонкой, как будто бы не было всех этих прошедших лет.
Но радостный крик приветствия Янисорэля вернул меня к действительности. Нет, эти годы были. И прошли не напрасно. У меня, теперь, есть любимый сын, делающий мою жизнь независимо ни от чего наполненной смыслом.
Янисорэль, обхватив за ногу Кирсатэля и запрокинув голову, с интересом посмотрел ему в глаза. Эх, жаль я так не умею, как эти двое — только посмотрев в глаза друг другу, сразу все понять!