Быков с Арышевым составляли расписание занятий на зимний период, приводили в порядок ротную документацию. На столе зазвонил телефон. Трубку взял Быков. Звонили из штаба полка, передавали, что лейтенанта Арышева вызывает командир полка.
Идя в штаб, Анатолий пытался предугадать, зачем его вызывает Миронов. Вроде ни в чем не провинился. Взвод его на инспекторской занял первое место в батальоне. Лейтенанту была объявлена благодарность в приказе по полку. Вчера комбат пошутил: «Может, вас с Быковым поменять ролями?» «Рано еще», — сказал Анатолий. Сидоров на это ничего не ответил, но Арышев догадывался, что он что-то недоговорил.
В коридоре штаба Анатолий встретился с Померанцевым.
— Говорят, гремишь. Я тоже прогремел, только с обратной стороны, — криво усмехнулся Иван. — Слышал?
— Да, кое-что, — ответил Анатолий.
Воронков рассказывал ему, что адъютант взял у писаря несколько бланков командировочного предписания. Тот, боясь ответственности доложил об этом Воронкову. Александр Иванович понял, где Незамай мог достать проездной документ для Примочкина. Свои соображения изложил Миронову. Подполковник был возмущен поступком Померанцева и освободил его от должности адъютанта.
— Теперь я снова Ванька-взводный. Батя дал направление в вашу роту. Замкнулся круг: откуда вышел, туда и пришел. Ха-ха… Кто у вас за ротного, Быков?
— Он.
— Пойду, представлюсь.
«Вот так номер! — усмехнулся Анатолий. — Пусть знает, что нечестным путем далеко не уйдешь. Где-нибудь да споткнешься…»
Миронов радушно принял Арышева: предложил сесть, а сам встал, закинул руки за спину и прошелся взад-вперед около стола, что-то обдумывая.
— Вы где служили до пехотного училища? — спросил он.
— В краснознаменной дивизии полковника Федюнинского.
— У Ивана Ивановича, Героя Советского Союза? Знаком. Вместе на Халхин-Голе воевали. Я в то время командиром батальона был в его полку. Теперь он на фронте, армией командует. Но вы-то не участвовали в халхин-гольских боях?
— Не успел. Я прибыл, когда уже было заключено перемирие.
— Ничего, придет и ваш черед. — Миронов подошел к своему креслу и опустился в него.
Лейтенант раздумывал, зачем полковнику понадобились такие сведения? Чего он хочет от него?
— Так вот, товарищ Арышев, — несколько строже заговорил Миронов. — По рекомендации вашего командира батальона я решил повысить вас в должности, то есть предлагаю принять роту противотанковых ружей. Что вы на это скажете?
Взгляд Арышева скользнул по погонам командира полка, затем по столу и уперся в пол.
— А с Быковым как? Разве он не достоин?
— О Быкове у нас свое мнение. Сейчас речь идет о вас.
— Но у меня еще мало опыта.
— Знаю, учитываю, но верю, что дела у вас пойдут. Трудности вас не должны страшить.
— Трудностей я не боюсь.
— Тогда за чем же дело? — Миронов встал и протянул руку. — Желаю успехов. Сегодня я направил к вам лейтенанта Померанцева, моего бывшего адъютанта. Так вы будьте с ним попринципиальней, больше загружайте его работой, не давайте никаких поблажек.
Выйдя от командира полка, Арышев встретился с Воронковым.
— Ну, Александр Иванович, благослови на подвиг ратный! Роту принимаю.
— Знаю уже. От души поздравляю. Теперь никто тебе не будет мешать. Больше инициативы, самостоятельности.
— Страшновато что-то.
— Ничего. Трудно, значит возможно.
Они прошли в конец коридора, закурили. Воронков был чем-то озадачен, курил короткими затяжками.
— Мне тоже здесь не сладко. Начальник штаба злится за то, что я доложил Миронову о нечестном поступке Померанцева. Они же друзья были. Теперь за малейшие промахи шпильки вставляет…
«Значит, Смирнов тоже хорош, — рассуждал Анатолий, возвращаясь в казарму. — С ним потруднее бороться, чем с Незамаем. Но Александр Иванович сумеет постоять за себя».
Над сопками посветлело небо. Потянул резкий ветерок. Подтаявший до обеда снежок схватило ледком, который похрустывал под ногами.
Арышев думал о своих новых обязанностях. Справится ли? Ведь теперь придется иметь дело не только с бойцами, сержантами, но и с офицерами. А тут, как на зло, направили в роту Померанцева. Как он отнесется к работе? А если начнет халтурить, обманывать? Тогда придется наступать на его «больную мозоль». А сумеет? Должен суметь!
Подойдя к казарме, лейтенант услышал звуки гармошки.
«Старков наяривает», — узнал он по залихватской игре.
На площадке, около ленкомнаты, собрались солдаты. В кругу вертелся пружинистый, как мяч, Ромка Марлин, цыган из взвода Быкова. Он так искусно работал ногами, словно отбивал на барабане четкую дробь.
— А ну-ка, Кеша, покажи, как наши пляшут! — подзадоривали товарищи.
Шумилов прошелся по кругу простым шагом, озорно поглядывая по сторонам. Потом выбросил руки в стороны, ударил ладошками по подошвам ботинок и принялся выбивать дробь.
— Жми, Кеша! Деревня близко!
— Сыпь чаще!
Шумилов пошел вприсядку. Подперев бока руками и гордо держа голову, он менял одно коленце за другим.
Арышев увидел Быкова с Померанцевым, которые громко смеялись и хлопали в ладоши. Когда смолкла гармошка, они подошли к нему.
— С повышением, Анатолий Николаевич! — пожал руку Быков. Померанцев тоже поздравил Арышева.
— Оказывается, у тебя полный порядок. Я был неправ, когда говорил, что с такими в люди не выйдешь. Теперь я тоже возьмусь за дела. А то так докатишься до веселой жизни.
Подошел Шумилов и вручил Арышеву треугольный конверт. Анатолий узнал почерк Тани.
— Это не от той ли, с которой в училище дружил? — поинтересовался Померанцев.
— От нее.
— Не забыла еще, пишет? Ох, верить им ни на грош нельзя. Мне тоже Соня писала, а приехал… Ты не думаешь съездить к ней хотя бы на пару дней?
— Незачем. Она уже в армии служит.
— Ха-ха-ха! Тогда дело у тебя — швах! В армии-то уж, будь здоров, подберут ключи.
«По себе судишь», — подумал Анатолий, уходя в канцелярию. Сев за стол, он раскрыл конверт.
«Ругает, наверное». Последнее время он долго не отвечал ей, ждал, когда все закончится с Незамаем.
Он не ошибся, Таня обижалась.
«Милый, почему ты перестал писать? Что случилось? Сильно занят? Но для письма всегда можно выкроить время. Значит, не любишь. Тогда напиши обо всем искренно и прямо. Зачем голову морочить».
«Чудачка, — усмехнулся Анатолий. — Если бы ты знала, что тут у нас заварилось, не говорила бы так. Но ничего, скоро все встанет на свое место».
«Как иногда бывает тоскливо на душе! Кругом подруги, а мне кого-то не хватает. Хочется поделиться своими мыслями. С Симой говорю о многом, но есть и такое, о чем ей не скажешь. А вот тебе я бы сказала»…
Анатолий на мгновение представил себе ее грустное лицо, синеватые глаза, приятный с картавинкой говор. Как она могла подумать, что он не любит ее? А задержка с ответом — это еще не доказательство.