С восточной стороны послышался шум моторов. К аэродрому приближались самолеты. Они шли с небольшими интервалами. Перовский насчитал семь машин. На плоскостях головного самолета ярко выделялись красные звезды. Он начал снижаться и сходу пошел на посадку. Только успел приземлиться, как опустился другой, третий.
Машины еще совершали пробежку, еще вращались винты, а десантники в пятнистых комбинезонах уже выскакивали из самолетов и спешили к объектам. Японцы, охранявшие аэродром, настолько растерялись, что не оказали никакого сопротивления.
Группа во главе с подполковником Забелиным заняла аэровокзал. Здесь произошла встреча с Перовским и работниками консульства. Забелин представил их генерал-майору Шелехову, возглавившему десант. Генерал сразу же спросил, есть ли на чем перебросить десантников в город.
— Мы все предусмотрели, товарищ генерал, — сказал Перовский. Через несколько минут машины с десантниками мчались в Харбин.
На передней ехал Перовский, на следующей — подполковник Забелин.
Шелехов с группой остался на аэродроме. Дав радиограмму командующему фронтом о благополучной высадке десанта, он в сопровождении консула направился в помещение, где находились японские генералы. Увидев представителя советского командования, они встали, склонили головы в глубоком поклоне. Приземистые, в желто-зеленых мундирах, они выглядели угрюмыми, подавленными. Этого состояния не могли скрыть и фальшивые улыбки, появившиеся на их лицах.
Вперед вышел сутулый генерал с многочисленными наградами. Приложив руку к груди, он сказал на русском языке.
— Я есть начальник штаба Квантунской армии, генерал-лейтенант Хата. А это есть представители моего штаба и харбинского гарнизона, — показал он на остальных генералов и офицеров. Потом остановил взгляд на Шелехове: — А вы есть кто?
— Перед вами особоуполномоченный военного совета первого Дальневосточного фронта тенерал-майор Шелехов, — отрекомендовал консул.
Хата учтиво улыбнулся.
— Очень хорошо, господин генерал.
— Вы нам желаете что-то передать? — спросил Шелехов.
— Я прибыл по поручению генерала Ямада, чтобы встретиться с представителями советского командования.
Хата действительно имел задание командующего Квантунской армии прибыть в Харбин, распустить все резервные войска, уничтожить документы, чтобы скрыть численность армии и ее вооружение, а затем уже встретиться с советским командованием. Хата рассчитывал, что встреча состоится не раньше недели, а она произошла на второй день.
— Насколько я понял, вы намерены начать с нами разговор о капитуляции? — уточнил Шелехов.
— Это не есть так, — хитровато прищурился генерал. — Мы намерены вести с вами переговоры о перемирии.
Шелехов посуровел. Он знал, что японцы будут торговаться, поэтому сразу же сменил тон:
— Поздно, господин генерал! Разговор у нас с вами один: безоговорочная капитуляция.
Хата нехотя выдавил:
— Да, это есть так…
— О капитуляции всей Квантунской армии вы будете вести переговоры с главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке маршалом Василевским, куда вылетите на нашем самолете завтра в семь ноль-ноль. А сегодня мы поведем речь о сдаче в плен войск харбинской зоны. Вот наши условия капитуляции, — Шелехов подал документ генералу.
Хата поднес к очкам лист машинописного текста и долго «пережевывал» его, словно черствый кусок хлеба. Затем обменялся мнениями со своими генералами и попросил три часа на подготовку к ответу.
— Пожалуйста. Мы будем вас ждать в резиденции советского консула к 23–00. До скорого свидания, — сказал Шелехов и вместе с консулом отправился в город.
А десантники тем временем действовали в Харбине. Согласно плану, первым объектом была японская военная миссия. Туда направилась группа во главе с Забелиным и Перовским. Другая группа поспешила к зданию жандармерии.
Двери парадного входа в военную миссию были закрыты, хотя сотрудники находились на своих рабочих местах. На стук вышел японец с кобурой на ремне поверх мундира. Перовский попросил его вызвать заместителя генерала Акикусы. Вышел полковник. Увидев незнакомых людей в касках, с автоматами, он оторопел.
Перовский представил ему Забелина.
Подполковник шагнул вперед, приложил руку к каске.
— Но-о, господин подполковник, о капитуляции еще не было высочайшего указа. Речь шла только о прекращении военных действий.
— Не подчинитесь, мы вынуждены будем применить оружие, — твердо заявил Забелин.
Полковник, опустив голову, медленно открыл дверь…
Теперь на очереди была городская радиостанция. Перовский взял с собой пятерых автоматчиков и поехал на Бульварный проспект. Как и в обычные дни у парадных дверей трехэтажного здания стоял часовой с винтовкой. Перовский подошел к нему с двумя десантниками в маскхалатах, попросил вызвать дежурного администратора. Часовой повернулся к окну, постучал. Мгновение — и десантники изъяли у него винтовку. На его место встал советский часовой с автоматом.
Из вестибюля вышел пожилой японец в штатском. Обычно при встрече с Перовским он любил о чем-нибудь поболтать на русском языке, показывая этим, что хорошо знает, его. И сейчас он почтительно раскланялся.
— Здрасти, Виктор Иваныч, — и вдруг осекся, недоуменно посматривая на часового с автоматом.
— Власть сменилась, Тахакаси-сан. В Харбин вступили советские войска, — пояснил Перовский.
— Я все, все поняла, — Тахакаси попятился к двери.
Все вошли в вестибюль. Перовский с десантниками направился по коридору в радиостудию. Открыв дверь, он увидел сидевших около стола двух русских парней, работавших дикторами. Из контрольных динамиков слышались бравурные звуки японских маршей.
— Что хотели, Виктор Иванович? — спросил один из дикторов с пышной шевелюрой Николай Мочалов.
— Я пришел, друзья, чтобы сообщить людям о чрезвычайном событии нашего времени — в Харбин вступили советские войска. — И, открыв дверь, пригласил десантников.
Дикторы, никогда не видевшие красноармейцев, так растерялись, что просто окаменели. Но тут заговорил десантник.
— Товарищи, а закурить здесь можно?
— Конечно, конечно, — закивали парни, впервые услышав такое непривычное обращение к себе.
Солдат вынул пачку папирос и стал угощать ребят.
Перовский, присев к столу, писал свое выступление по радио.
Дикторы скоро освоились. Раскуривая, задавали солдатам вопросы и сами отвечали, когда их спрашивали. Мочалов рассматривал автомат, о котором был наслышан.
— Значит, он строчит, как пулемет?
— Точно.
— А сколько в нем патронов?..
В студию вошел генерал Шелехов. Дикторы предложили ему стул. Он сел рядом с Перовским.
— Готовите выступление?
— Да, товарищ генерал. Скоро закончу.
— После своего выступления предоставите слово мне, — Шелехов достал из планшета отпечатанный на машинке текст.
Перовский закончил писать, взглянул на Мочалова.
— Прошу, Николай. Начнем передачу.
Они прошли в другую комнату, сели к пульту, на котором стояли микрофоны. Мочалов выключил марши, громко проскандировал привычную фразу: