Облегчённо вздыхаю и захожу в своё купе. Надеваю пальто, шляпу…
— Вы уже выходите? — удивляется торговец.
— Как видите. Прощайте!
— Но ведь вы говорили, что едете до Валмиеры.
— Я передумал.
Захлопываю купе перед самым носом торговца! Пусть позлится! Он мне успел порядком надоесть, этот самодовольный лавочник. «Так сказать, крупнейший оптовик нашего уезда, хе-хе…».
Мне хочется петь, смеяться, ликовать. Под самым носом охранки я провёз величайшую драгоценность — шрифт для подпольной типографии. Снова наводнится листовками вся Рига, снова бесноватый Ульманис в бессильной злобе будет топать ногами на своего министра внутренних дел.
На ум мне приходят любимые строчки из стихотворения Райниса:
Да, рычи, свисти- всё равно мы своего добьёмся…
Пройду в город через выход для пассажиров третьего класса. Отсюда ближе.
Ещё издалека снова замечаю тех двух шпиков, которых видел в поезде. Они стоят рядом с контролёром и жадно вглядываются в лица проходящих. Ищите, ищите, голубчики! Самое главное вы уже упустили.
И вдруг вижу на перроне стародавнего приятеля моего отца слесаря Карла Приеде. Он стоит совсем близко и смотрит куда-то в сторону, не замечая меня.
— Здравствуйте, господин Приеде!
Приподнимаю шляпу и церемонно раскланиваюсь. Старик окидывает меня равнодушным взором и опять отводит глаза. Да что он, не узнаёт меня в этом наряде, что ли?
Хочу подойти к нему, но слышу быстрый предостерегающий шёпот:
— Домой не ходи! Домой не ходи! И скорее отсюда!
Горячая волна проходит по моему телу от головы до ног. Мне становится жарко. Значит, меня ищут. И эти шпики, которые шныряли по поезду…
Спокойно! Бросаю быстрый взгляд на выход в город. Да, они все ещё стоят около контролёра. Попытаюсь пройти через выход для пассажиров первого класса. Там меня вряд ли кто-либо ждёт. А затем на такси — и в Задвинье к тётке.
Не спеша иду к двери шикарного привокзального ресторана. Тут никаких шпиков: всего лишь толстый бородатый кондуктор.
— Ваш билетик… Пожалуйста, проходите.
В ресторане совсем пусто. Лишь у стойки постовой полицейский любезничает с толстой буфетчицей, да какой-то длиннолицый мужчина с моноклем в глазу, вероятно, иностранец, брезгливо морщась, копается в своём бифштексе. Рядом застыл в почтительной позе пожилой официант с блестящим голым черепом.
На меня никто не обращает внимания. Направляюсь к противоположной двери — выходу в город. Облачённый в ливрею швейцар с наглым лакейским лицом широко распахивает дверь.
— Вызовите такси.
— Извольте!
Он пронзительно свистит. Тотчас же из-за угла выходит машина и подкатывает к самому подъезду.
— Пожалуйста, господин.
Швейцар отвешивает низкий поклон и угодливо улыбается, ожидая подачки. Напрасны его старания! У меня нет больше ни сантима. Все деньги ушли на билет.
В такси облегчённо перевожу дух. Пока шофёр мчит по улицам, обдумываю положение. Что случилось? Почему меня ищут?
Догадки идут одна за другой, но как узнать, какая из них верна? Нет, так не будет никакого толку. Нужно, прежде всего, осведомиться у тётки, что произошло у меня дома, а потом связаться с кем-либо из райкома. Тогда смогу разобраться.
Такси останавливается у старенького покорившегося домишки.
— Дом сорок восемь, господин!
Шофёр предупредительно открывает дверцу машины.
— Сколько с меня?
— Два лата.
— Обождите минутку, я сейчас принесу.
Но увы! Шофёру не суждено получить заработанные деньги. Едва только я захожу в тёмный дворик, мне в лицо бьёт сильный сноп света электрического фонаря.
— Имант Озолс?
— Он самый.
Чувствую, как меня крепко берут под руки с двух сторон.
— Поедете с нами. Мы вас давно уже ждём.
Разыгрываю удивление:
— Что такое? Почему? Кто вы такие?
— Политическая полиция!
— Ничего не понимаю. Какая политическая полиция?
— Потом разберётесь.
И они ведут меня обратно к такси. Шофёр удивлённо смотрит на меня и тихонько присвистывает. Бедняга понимает, плакали и те два лата, которые я ему должен, и те, которые набегут во время пути отсюда до охранки.
Беспомощно пожимаю плечами.
— Видите сами, шофёр, не успел зайти за деньгами.
— Бывает…
— Не разговаривать! — рычит один из задержавших меня. И приказывает шофёру:
— Везите на улицу Альберта, да поживее. Мы из политической… Ну!