— Хей, задушишь, — смеясь отбивалась она, когда он поднял ее, занося на плече в дом. Колин по-настоящему гордился тем, что его мама, в отличие от матерей его друзей, была на сто процентов «своей», и, даже если и ругала за шалости в школе, за плохие оценки или прогулы, все равно была больше похожа на строгую старосту, нежели на родительницу. С ней можно было дурачиться, играть в настольные игры, смотреть обычные фильмы, обсуждать отношения и проблемы, можно было читать книги и молчать. Колин с каждым годом только больше и больше любил маму, стараясь впитать в себя все, что она давала ему и надеясь когда-нибудь стать таким же идеальным родителем, каким была она. Отца он никогда не брал в расчет, после того случая, перед первым курсом, они не виделись, и Колин сам не желал встреч.
— Мама, я так рад тебя видеть!
— Я тебя тоже, только опусти меня на землю, ты, несносный!..
Дома с мамой всегда было хорошо, и юноша счастливо улыбался, слушая ее рассказы о том музыканте, который, как оказалось, выяснил, где она работала, и стал караулить ее у входа, да так, что маме пришлось трансгрессировать прямо к дому, лишь бы отвязаться от настойчивого ухажера. Она готовила оладьи, заваривала какао, расспрашивала о поездке в Италию и делилась своими успехами в болгарском, который после почти двадцатилетнего перерыва снова стала изучать.
Слушая рассказы мамы, видя ее такой солнечной и беззаботной, он думал, что, наверное, это ни что иное, как талант, уметь улыбаться всегда, что бы ни случилось. Большую часть года она жила одна, проводя вечера наедине с книгами, а днем работая в модном литературном журнале, встречаясь с друзьями-магглами, осваивая стремительно врывающиеся в жизнь технические изменения, болея за любимые спортивные команды, но никогда не позволяя себе даже мимолетный роман. Этого, признаться, Колин не понимал, потому что для него, в шестнадцать, любовь была самым важным куском его жизни, ее основной составляющей, и он не понимал, как может кто-то не хотеть себе вторую половинку. Впрочем, в этом Колин тоже был уверен, в их с мамой окружении не было никого, кто был бы достоин того, чтобы миссис Вильямс согласилась хотя бы на одно свидание.
Так, в шутках, веселье, совместных вечерах, визитах Винсента и Моники, прогулках с мамой вдвоем по ночному Лондону, так незаметно прошел почти месяц. На предпоследней неделе августа, когда Гермиона быстро допивала утреннюю чашку кофе, готовясь бежать на работу, она вскользь упомянула первое письмо Колина из школы, и юноше внезапно ужасно захотелось перечитать его, снова увидеть тот клочок бумаги, который когда-то дал ему новую жизнь. Он позавтракал, вымыл посуду, умылся и сам, оттягивая момент, наслаждаясь ожиданием, а после, вооружившись ключом, пошел к буфету, где мама хранила все документы и бумаги.
***
Колин не любил Ночной рыцарь, однако это был единственный способ добраться до старенького кладбища, куда и лежал его путь. Он сжимал в кармане посеревшее от времени и потрепанное по краям колдо, с которого солнечно улыбались два десятка людей, а с краю, смущенно поправляя очки, стоял сам Гарри Поттер. Колин не знал, откуда это колдо было у матери, он нашел его совершенно случайно, роясь в буфете в поисках первого письма, когда наткнулся на снимок. На обратной стороне, почерком матери, было аккуратно выведено много-много имен, и некоторые из них он даже узнавал. Некоторые имена были зачеркнуты. Сириус Блэк, Альбус Дамблдор, Аластор Грюм, Гермиона Грейнджер, Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, Северус Снейп, Колин Криви… Та связь с магическим миром, которую так упорно прятала мама, сейчас она казалась юноше невообразимо важной, и он решил, что необходимо действовать. Подогревая свою храбрость тем, что в его годы Гарри Поттер уже не раз и не два встречался лицом к лицу с Волан-де-Мортом, он сунул снимок в карман и рано, стоило двери за мамой закрыться, тихо выскочил через задний ход. Колин знал, что Люпин был захоронен в Шотландии, и туда-то он и отправился, желая найти ответы на свои вопросы. Тедди Люпин был его старше всего на год, однако они никогда не были друзьями или хотя бы приятелями, и Колин решил, что будет лучше начать с того, чтобы просто посетить могилу.
На кладбище было тихо. Вильямс поежился, собираясь с силами, и шагнул за калитку, оглядываясь и сжимая пальцами в кармане палочку. Могилы располагались ровными рядами, и Колин нахмурился, думая, как же ему разыскать нужные надгробия. С четверть часа он бесцельно бродил, читая имена, часть из которых он знал из учебников, книг, с рассказов матери. Замер на пару секунд, глядя на белый камень со скупой надписью: «Винсент Крэбб», и, подумав, сотворил из воздуха букетик цветов. Ему исполнялось семнадцать через год, но он знал, что Министерство вряд ли отслеживает такие слабые всплески направленной магии, Надзор был создан, скорее, для другого.
Тропинка между могилами становилась уже, уходя вверх, и Колин, задумавшийся о мистере Гойле, отце Винсента, чуть было не пропустил то, что искал. Могила Римуса Люпина была тоже довольно простенькой, но, в отличие от могилы Крэбба, на ней лежало много цветов и букетов. Парень вздохнул: это не давало ровным счетом ничего к тому факту, что этот человек был уже мертв, и Вильямс оглянулся, ища, возможно, какую-нибудь табличку или что-то в этом духе, но увидел только пожилую рыжую женщину, которая, согнувшись, вычищала сорняки с грядки перед надгробием Нимфадоры Тонкс. Юноша нервно перекатился с носков на пятки и обратно, и, наконец-то, решился подойти к женщине. Она распрямилась, и магией поправляла что-то.
— Простите, мэм… — Колин замялся, не зная, что сказать дальше, однако женщина уже обернулась, добродушно улыбаясь мальчику.
— Да, милый?
— Я хотел спросить… На самом деле…
— Ну же, смелее, — она убрала палочку за пояс, и снова поощрительно улыбнулась нерешительному собеседнику. Тот глубоко вздохнул.
— Я просто подумал, что вы ухаживаете за могилой миссис Люпин, и, возможно, вы знали ее, а мне нужно узнать кое-что важное… — он снова стушевался, и женщина, утерев руки краем фартука, поправила пышную шевелюру.
— Да, конечно, я знала и Тонкс, и Римуса, и вообще почти всех, кто похоронен здесь. Что именно тебя интересует?
Колин открыл было рот, потом закрыл, и, в конце концов, попросту протянул ведьме колдографию. Она близоруко сощурилась, вглядываясь, а потом, нахмурившись, повернулась к Вильямсу.
— Откуда это у тебя?
— Это не мое, я просто… нашел это в вещах одного моего близкого человека, и я хотел узнать, что это? Для меня это очень важно…
— Вот, что, милый… Как ты сказал, тебя зовут?
— Колин. Колин Артур Вильямс, — он постарался скрыть волнение в голосе.
— Вот что, Колин. Пошли со мной, я тебе покажу и другие снимки, и расскажу все. У тебя есть пара часов?
— Д-да, конечно! — он тряхнул головой, улыбаясь. Женщина крепко взяла его за плечо, и Колин почувствовал, как его трансгрессией уносит прочь. Они очутились на поляне, около которой громоздился огромный и слегка нелепый в своей конструкции дом, построенный так, словно его проектировал кто-то, кто любил баловаться с конструктором. Женщина уверенно двинулась по тропинке к двери, и Колину ничего не оставалось, как последовать за ней.
— Я дома! — громко известила о своем прибытии всех обитателей странного дома женщина, и потом слегка суетливо повернулась к гостю. — Ты снимай куртку, вот вешалка, проходи сюда, в гостиную, я сейчас принесу…
Дальше Колин не слушал, потому что в дверях комнаты показался не кто-нибудь, а Гарри Поттер. Парень искренне надеялся, что он не открыл от удивления рот, потому что не мог отвести взгляд от героя своего детства. Поттер насмешливо смотрел в ответ.