— Гермиона, скажи мне всего одну вещь. Он поднял на тебя руку? Просто скажи, и я!.. — она грустно улыбнулась, покачивая головой.
— Не нужно, Фред. Он имел полное право бояться и ненавидеть волшебников, он видел меня такой, какой не видел ни ты, ни Гарри, ни кто-либо еще, и он принял меня: без ничего, с изувеченной душой и телом, принял меня, а потом и Колина. Он сделал для меня слишком много, чтобы я могла его винить.
— Покажи, — это было сказано властно, требовательно, и голос Фреда снова чуть было не сорвался.
— Что?..
— Ты говоришь, что он принял тебя такой, какой не принял бы никто другой. Покажи, о чем ты говоришь? — он наступал на нее, и теперь оказался совсем близко, буквально вдавливая в столешницу. Медленно, очень медленно Гермиона потянулась к рукавам кардигана, поднимая их, а потом расстегнула замочек на подвеске, висящей на ее шее. Колин с трудом сдержал стон, потому что руки мамы были все испещрены шрамами и отметинами, а на левой руке было выведено размашистое «грязнокровка». Вот оно что! Фред весь побелел, осторожно, словно что-то хрупкое, приподнимая руку женщины и разглядывая. Колин не узнал его голос, когда он заговорил. — Сколько ты была там, Гермиона? Кто это?.. — он отпустил ее руку и закусил собственный кулак, борясь с криком.
— Несколько месяцев.
— Кто? — надломлено повторил свой вопрос мужчина.
— Почти весь ближний круг, кроме Снейпа и Малфоев. Я только потом узнала из газет, что Снейп был шпионом, а Малфои… Лорд сначала потребовал, чтобы Драко использовал на мне непростительное, но он не смог, отказался. Я никогда не забуду, как он кричал от Круциатуса, но он все равно отказался пытать меня. Возможно, это спасло мне жизнь…
— Как ты оттуда вырвалась? — Уизли трясло, его голос был надтреснутым. Гермиона поспешно застегнула на шее амулет, и шрамы на коже скрылись.
— Меня спасла Нарцисса. Она пришла однажды, принесла мне еды, а меня буквально выворачивало. Она привела с собой еще одну женщину, жену кого-то из егерей, вместе они напоили меня укрепляющим зельем и помогли выбраться. Если бы она тогда не поняла, что я ношу под сердцем ребенка, то я бы…
— Погоди, Грейнджер! То есть мальчик — не сын этого маггла? Я не понимаю!.. — он схватился за голову, отступая.
— Нет, Фред, — она впервые подняла взгляд, и смотрела теперь ему точно в глаза. — Я носила этого ребенка задолго до встречи с Уиллом, задолго до того, как попала в Мэнор. Беременность вытянула из меня все силы, какие были, я почти два года не могла не просто колдовать, даже переносить магические всплески. Уже тогда мой мальчик доказывал, что станет великим волшебником…
— Кто настоящий отец, Гермиона? — Уизли наклонился, пытаясь заглянуть в глаза женщине, которую много лет любил, и Колин с трудом сдержался от вскрика, пораженный удивительной догадкой. Его ноги подвели его, и он сполз на пол, словно завороженный, наблюдая за своими настоящими родителями.
— Ты. Ты, Фред, ты… — она заплакала, и тоже, как и ее сын, наверное, сползла бы на пол, но мужчина резко обхватил ее за талию, прижимая к себе. Она несмело обняла его в ответ, шепча, словно мантру, — ты, ты, ты, ты…
— Я думал, та ночь, перед свадьбой Билла, была просто прекрасным сном… Я думал, что ты мне тогда только снилась, я не знал, — он запрокинул голову, но Колин все равно увидел, как из его глаз текут слезы. — Ты тогда исчезла, утром тебя не было, и ты вела себя так, словно ничего не было, я думал…
Гермиона перебила его, неожиданно крепко обнимая за шею и притягивая ближе:
— Я испугалась, я так испугалась, я думала, что ты это только из-за того, что был немного пьян, я думала, что ты никогда бы…
— Ты слишком много думаешь, Грейнджер, — Фред зарылся носом в ее волосы. — Если бы я не был тогда навеселе, я бы никогда не решился поцеловать тебя там, на лестнице… Боже, Гермиона, я был в тебя влюблен с шестого курса, понимаешь? Я грезил о тебе, меня Фордж на смех поднимал, и когда ты утром вела себя так, словно ничего и не было, я решил, что это просто мои фантазии, мечты…
— А я думала, что, раз ты ведешь себя так, что ничего и не было, то это тебе и не нужно… Я тоже была влюблена в тебя… Я столько слез выплакала в подушку, когда ты на Святочный бал позвал Анджелину…
— Рон сказал, что пойдет с тобой, я не знал, что он еще не сказал. Я хотел, Гермиона, больше всего на свете хотел. Я так надеялся, что ты жива все эти годы, что ты где-то, защищаешь права гоблинов или пикси, и, возможно, иногда вспоминаешь старину Фредди. Если бы нашли твое тело… Ты хоть знаешь, сколько в Англии людей с фамилией Грейнджер? А я знаю… Я несколько лет только и делал, что ездил и искал, я надеялся…
— Я ни на секунду не забывала, Фред, — они оба плакали, судорожно обнимая друг друга, и Колин понял, что и сам плачет, потому что картинка стала расплываться перед глазами. Мама любила его, вот о ком она говорила тогда, когда обещала превратить отца — нет, не отца, а отчима Уилла — в крысу. Подумать только… Двадцать лет…
— Если бы я только был тогда с вами, рядом, я бы ни за что не позволил тебе оказаться в плену, а потом просто пропасть. Зачем ты пытаешься вечно уберечь всех?..
— Фред, я чуть не умерла тогда, когда Уилл сообщил, что тебя придавило той стеной в Хогвартсе. Я была на сносях, лежала в больнице, иначе, клянусь, я бы тут же бросилась к тебе, туда… А на следующий день я узнала, что ты жив. Я тогда плакала и смеялась, я была так счастлива, что ты жив, я бы не перенесла твоей смерти, Фред.
— О, Гермиона, как ты только могла подумать, что из-за этих шрамов, из-за того, что ты не переносила магию, что из-за этого я смогу отказаться от тебя… Я никогда, никогда не говорил тебе, как я тебя люблю, я никого и никогда, ни одну женщину, кроме тебя, не любил, я все эти годы только тобой жил…
— Фред!.. — она потянулась, касаясь рукой его щеки, и он шумно выдохнул, ловя ее пальцы своими, прижимаясь к ним, закрывая глаза и растворяясь в ее прикосновениях, а она, напротив, с каким-то лихорадочным блеском в глазах разглядывала его лицо, стараясь запомнить каждую черточку.
Они стояли, рыдая и изучая друг друга, наперебой рассказывая друг другу, как жили эти годы, как тосковали друг по другу, а Колин, шатаясь, поднялся с пола, и пошел к выходу. Официантка за стойкой протирала бокалы, глядя в отражение в зеркале на пару, стоявшую у стола.
— Друзья? — спросила она у Колина, мотнув головой в сторону Гермионы и Фреда.
— Родители, — улыбнулся он. — Теперь все будет хорошо. Он больше не даст маме чувствовать себя лишней в этом мире, теперь все будет хорошо.
Официантка непонимающе пожала плечами, а Колин, бросив на стойку пару монет, вышел на улицу, улыбаясь сентябрьскому солнцу. Пожалуй, стоило предупредить тех, кто был в Норе, что вряд ли Гермиона и Фред в ближайшее время появятся.
Им слишком многое нужно было друг другу сказать.