- Слава Богу, - проговорил Люк с облегчением. – Я уж думал… слушай, не двигайся. Я спускаюсь.
“Не двигайся”,г оворишь? Да без проблем.
Я поднял голову. Я упал вниз где-то футов на двенадцать. Несколько ступенек вели к поломанной двери, но она была заблокирована какими-то бревнами. Сама комната была около двадцати футов в длину. Еще одна лестница, видимо, ведущая на кухню, скрывалась в тени.
Голова Люка исчезла из просвета наверху. В следующий момент там промелькнула какая-то тень.
Что это было? Птица?
Я услышал звук удара. Короткий и сильный. А потом еще один.
Волосы встали дыбом у меня на затылке.
- Люк? – крикнул я.
Никакого ответа.
Я напряженно прислушался. Прислушался и… услышал что-то похожее на… звук чего-то, тянущегося по земле.
Я открыл рот, чтобы снова позвать Люка, но что-то остановило меня. Я сглотнул и отполз от освещенного места под проломленной дверью погреба.
Ухватившись за одну из поломанных балок, я с болью выпрямился. Хорошо, мое тело все еще было целое и в рабочем состоянии. Теперь нужно было сосредоточиться на том, как отсюда выбраться. Можно было попробовать пробраться через завалы к дверям, но это было слишком очевидное решение, которого могли от меня ожидать.
Я направился к темной лестнице, переступая через мусор, разбросанный по полу, и остановился возле первой ступеньки. А в том черном-черном доме…
Может, я просто… ошибся. Может, наверху ничего не случилось, и мне следовало просто дождаться Люка, как он сказал. А дверь, скорее всего, была заперта изнутри.
Люк был достаточно силен и достаточно опытен. С ним не могло случиться ничего, с чем он не справился бы. А я, с другой стороны…
Мой взгляд упал на ряд пыльных баночек, стоящих на полке слева от меня. Я взял одну из баночек и стер с нее пыль полой своей рубашки, чтобы рассмотреть мутное содержимое. Не персики. Не помидоры. Я немного встряхнул баночку, и что-то маленькое, круглое и узнаваемое подплыло к стеклу и уставилось на меня.
Я выпустил банку из рук. Она разбилась об пол, разбрызгивая повсюду жидкий кисель.
- Господи, Боже мой…
Я протянул руку, чтобы ухватиться за полку, и боль от растянутого запястья пронзила нервы и мускулы, возвращая меня к реальности. Нащупав под рубашкой рукоять револьвера, я поднялся по небольшой лестнице и дернул дверь. Она со скрипом отворилась, и я увидел короткий, темный коридор. Покрытые выцветшими обоями стены и рассыпающийся ковер на полу сменялся старомодной кухней.
В мертвом воздухе висел сладковатый, тошнотворный запах. Единственным источником света было маленькое окошко в двери, которая вела на задний двор. Я мог рассмотреть только тусклые обои, грязный настенный термометр в форме рыбы и несколько запыленных декоративных тарелок на стене. Все это контрастировало с кучами пустых банок, разбитой посуды и костей.
На столе лежал секач. На полу – нож мясника. На кухне было полно костей разных форм и размеров – будто жуткий суповой набор. Гигантские чайники стояли на холодной плите, на столах и в раковинах.
В центре комнаты стоял стол. Словно лунатик, я подошел к нему. Столешница была будто покрыта чернильными пятнами. На ней лежало много листов мясницкой бумаги, разрисованных каким-то безумным ребенком. Рисунки мрачного, зубчатого леса, скрюченные силуэты и огонь… или фонтаны крови?
Я подкрался к двери и выглянул наружу. Скоро уже будет темно. Задний двор казался пустым. Ни Люка, ни кого-либо другого видно не было. Но среди красных и золотых листьев на земле лежала лопата. Там, где раньше никакой лопаты не было.
Я прислушался сквозь громоподобный стук своего сердца.
Вечерние звуки. Цикады. Птицы. Лягушки.
Что же мне делать? Я не имел ни малейшего представления. Даже если мне удалось бы сбежать в лес, я не мог бросить Люка. Не мог, пока не узнаю… наверняка.
Я посмотрел через кухню, через нагромождение оголенных костей, стеклянных фонарей и ножей, на еще один дверной проем, ведущий в другую темную комнату. Было ли у него время затащить Люка в дом? Или он сейчас режет его на кусочки где-то в лесу?
Или он охотится за мной?
Я оглянулся на дверь в подвал. За ней была черная пустота.
Я взял одну свечу со стола, на ощупь нашел спички и вошел в соседнюю комнату. По деревянному полу были разбросаны листья и ветки, но в остальном комната выглядела на удивление нормально: старомодная мебель, изъеденные молью шторы, фарфор. Кроме этого, там был камин, в котором лежали остатки ткани и ботинок. Над камином висело большое фото в рамке, на котором был изображен солдат времен Первой мировой.
В дальнем конце комнаты был еще один дверной проем и лестница, ведущая наверх. Окна на втором этаже не были заколочены. У меня была возможность увидеть Люка и человека, напавшего на него.
При взгляде на маленький круглый столик мое внимание привлекла кучка хлама: монеты, заколки для волос. Заколки в виде больших ромашек. Я смотрел на них несколько долгих секунд. Чем они отличались от остальных вещей? Если я был в ответе за них – значит, был в ответе и за все остальное. Абсолютно все. Все эти вещи принадлежали кому-то: ключи, пуговицы, серебряная ручка… и детский перочинный ножик с костяной рукоятью.
Я машинально протянул к нему руку. Я узнал этот нож. Я потерял его двенадцать лет назад в лесу.
Взяв его, я с удивлением заметил, что моя рука не дрожала. Шок сработал лучше любой анестезии. Я положил нож в карман и осторожно двинулся вверх по лестнице, держа пистолет наготове, точь-в-точь как я видел в сотнях телесериалов. Здесь вполне мог быть полон дом этих маньяков-убийц.
Пройдя половину лестницы, я услышал, как хлопнула кухонная дверь. Послышались голоса. Незнакомое бормотание и стон, похожий на голос Люка.
Он был жив.
Мое сердце застучало быстрее от надежды, которую я не позволял себе ранее. Я спустился назад по скрипучей лестнице и бросился к дверям, ведущим на кухню. Я успел заметить длинные, седые волосы, могучую спину и большие, загорелые руки. Он тащил Люка по полу за воротник и за волосы. Я понял, что Люк был в сознании лишь частично – он слабо сопротивлялся, будто пытаясь встать на ноги. Его руки безуспешно ударяли по мощным рукам убийцы, тянущего его к подвалу.
Лесник тащил его по полу, словно мешок с картошкой.
Вдруг рука Люка наткнулась на нож мясника, лежащий на полу, и схватила его. Лесник, все еще бормоча какие-то неразборчивые мантры, выбил ногой нож из его руки и потянулся к секачу, лежащему на столе.
Я сделал шаг вперед и поднял курок револьвера.
- Стой, - задыхаясь, проговорил я.
Он отбросил Люка назад и повернулся ко мне, с секачом в руке. Его лицо было покрыто грязью и шрамами, загорелое до цвета старой кожи. В его волосах застряли листья и сучки. Глаза его были тусклы и безжизненны. Я понимал, что никакие доводы на него не подействуют, но все равно произнес:
- Не делай этого.
Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно попятился, хотя и знал, что это было ошибкой. Я никак не смогу отсюда выбраться, пока он стоит на ногах. Он бросился на меня, и Люк схватил его за лодыжку. Лесник махнул на него секачом – так, как отмахиваются от надоедливой мухи.
Я выстрелил. Увидел вспышку на конце дула, почувствовал отдачу в кисти. Пуля попала ему в плечо. Я целился в сердце, а значит, мне не повезло. Но меня отвлекло чувство облегчения из-за того, что он не расколол голову Люка надвое. Секач застрял в ножке стола, всего на пару дюймов промазав мимо Люка.