— Куришь?
— Да.
— Уже не бросишь. Пьешь?
— Как все.
— Запьешь. Женат?
— Да.
— Разведешься. Если не передумал, пиши заявление на прием.
Громов не передумал. Несмотря на тяжелые вздохи мамы и скептически скривленные губы Натальи, он собрал все необходимые документы, прошел медкомиссию и с замиранием сердца получил красную книжечку с записью «Громов Юрий Сергеевич состоит в должности оперуполномоченного уголовного розыска». С тех пор сердце замирало еще дважды. Первый раз, когда на сходке тогдашний начальник протянул ему погоны с лейтенантскими звездочками и он впервые напился до беспамятства, — к ужасу мамы и возмущению жены. Второй раз — когда в сумраке дежурки прапорщик впервые небрежно протянул ему тяжелый холодный пистолет и деревянную колодку с блестящими патронами. Тянулось время. Менялись руководители и опера. Юра старался. Аккуратно отписывал материалы. Мытарил вечно пьяных местных гопников. Гонял вонючих бомжей по чердакам и подвалам. Подвига все не было. Пистолет он извлекал из кобуры только для чистки. При совершении на территории отдела мало–мальски серьезного преступления его тут же забирали в РУВД или в главк. Многие из его коллег давно ушли в РУБОП, УБНОН и УУР. Они мелькали на экране телевизора, их уважительно поминали в кулуарных разговорах. Заезжая выпить рюмку–другую в местное кафе, они невозмутимо рассказывали о невероятных оперативных комбинациях и крутых задержаниях. Громов ждал. Он очень старался и верил, что его заметят. Время шло. Его не замечали. Он продолжал ждать.
— Ты слишком тихий, — нашептывал ему как–то по пьяни ушедший в УБНОН опер Сергеев, — надо подлезть кой к кому переговорить.
Юра не умел подлезть. Он просто ждал. Один раз блеснул лучик надежды: его прикомандировали к бригаде по расследованию серии заказных убийств. Опера из «убойного» сутками крутились на одном энтузиазме. Планировались и воплощались в жизнь хитроумные ходы. Эта атмосфера захватила Громова целиком, но через неделю начальник РУВД пожаловался начальнику главка, что в районе некому «разрешать» материалы, и Юру вернули обратно.
Первый начальник ОУРа оказался прав. Баловавшийся в институте хорошими сигаретами Юра подсел на полторы пачки в день, невзирая на крепость и качество. Наталья ушла. Тихо, без скандалов. Просто собрата вещи и уехала к своему коллеге по работе. Она работала экспертом в крупной производственной фирме. Громов не удивился и не расстроился. Последний год им было не о чем разговаривать. Отсутствие по ее настоянию детей теперь облегчало ситуацию. Они никогда не ссорились и не ругались, просто незаметно стали чужими друг другу людьми. Пил он все больше и больше, перейдя с вина и пива на нелюбимую ранее водку. Все чаще незаметно проскакивал допустимую грань и просыпался в кабинете или дома с тяжелой головой и темными пятнами в памяти. Он продолжал ждать, но в груди уже шебуршилась холодная тоска неудачника.
— Юра! Ты чего там спишь? Я обоссусь сейчас!
Громов оторвался от зеркала и снова почувствовал тошноту. В коридоре переминался Бенереску.
— Я думал, ты там провалился.
— Индюк тоже думал…
Он вспомнил, что в столе осталась пачка «ЛМ» и, дойдя до кабинета, достал ключи.
«Быстро пива и часок поспать».
— Громов! Вот ты где? А я тебя ищу! — Вышегородский стоял в дверях своего кабинета. — Заходи быстро!
«Покурил, блин!»
В кабинете сидел крупный парень с выпуклыми глазами и черепом дауна. Ранее Громов видел его в РУВД.
— Это из оперативно–розыскного отдела. Просят оказать помощь.
— Николай. — Голос у дауна был низкий. Слова он произносил медленно, врастяжку.
— Юра. — Громов протянул руку и пожал вялые, почти безжизненные пальцы.
— Шифровка пришла из Калининграда. — Вышегородский сел за стол и сцепил пальцы. — Человек в розыске прячется на Чайковского в квартире своей бабы и…
— Санкция на арест имеется, — прогудел Николай.
— Понял я, понял, — кивнул Артур. — В общем, земля твоя, так что помоги коллегам. У начальника ОУР района вопрос на контроле.
— Санкция на арест имеется, — снова протянул розыскник.
Вышегородский вздохнул и снова кивнул.
— Короче, бери Кротова с машиной, и туда. Адрес Николай знает.