—Зачем это тебе, Паркинсон?— Гермиона часто заморгала, доставая с заднего кармана джинс палочку. Такое внимание со стороны подружки Забини немного настораживало.
— Черт возьми, просто ответь. Грейнджер! Чтобы я смогла разработать план исцеления, пока ты еще находишься в состоянии ремиссии. — брюнетка уже начала терять терпение, ожидая ее ответа.
— Ты не являешься целителем и точно помочь мне не в состоянии. Я прекрасно справляюсь сама, без…
— Очнись, это краткий период, а потом все будет намного хуже, ты даже палочку в руках держать не сможешь! — перебила ее слизеринка.
— Слушай, я понятия не имею, зачем тебе все это и делиться с тобой не собираюсь, хотя твои познания действительно впечатляют. Ты возможно первый человек, давший точное определение симптомам, которые для меня не существенны и не приносят дискомфорта.— Гермиона упорно отказывалась верить, что эта девица искренне желала понять, а главное помочь в ее проблеме.
— Мою мать пытал Темный Лорд. Влияние непростительного длилось не больше трех с половиной минут, он дважды выводил магический круг, произнося четко заклинание и плавно, с ленью, направлял палочкой на жертву. Возможно он бы послал третий раз такой удар, но она потеряла сознание, а через семь месяцев мамы не стало.— Панс произносила страшные слова без запинки и сомнений в том, что таким личным необходимо было поделиться с Грейнджер.
Гриффиндорка закрыла рот ладошкой, которая затряслась от услышанного, а теплые глаза заблестели сожалением и болью.
— Господи…,— она устало рухнула в кресло и медленно покачала головой. — Я не знаю, что ответить на это, потому что точно помочь никак не могу, но какой тебе толк во всем этом? — она посмотрела на слизеринку, которая раньше бросалась в ее адрес теми же оскорблениями, что и Малфой со своими подхалимами.
— Просто позволь мне заняться исцелением, чтобы позже предоставить это в качестве своей дипломной работы, иначе меня официально не допустят к работе колдомедиком.
— Твои мотивы благородны и удивительны, но мне не хочется освещать эту проблему, я не готова к такому. Тем более нет точных гарантий, что твоя…система или программа подействует, я надеюсь ты понимаешь меня?— Гермионе было не легко преодолевать стену недоверия и делиться сокровенным с той, которая являлась раньше врагом.
— Понимаю и в этот раз буду действовать иначе, на основе наблюдений за состоянием мамы, которую пыталась спасти, но… — Панси неожиданно захотелось надраться алкоголем, выпить пару стаканов огневиски без льда, чтобы обжечь утопающее с слезах и соплях горло.
— Мне нужно подумать. — после минутного молчания ответила гриффиндорка.— А тебе стоит вернуться в свою комнату, пока не попалась на глаза Долишу. Он слишком часто стал патрулировать, вне нашего расписания.
***
Капли теплой воды стекали по его напряженному телу. Гарри уже тридцать минуть стоял под душем, облокачиваясь лбом о холодную поверхность плитки. Он слишком много думал. Обо всем, что случилось за последнее время. Хваленное состояние уверенности стремительно утекало, вместе с потоками воды. Ведь почти всю свою жизнь молодой человек жил самостоятельно, предоставленный самому себе. Еще будучи ребенком, гриффиндорец терпел равнодушие со стороны единственных родственников, а после поступления в Хогвартс его семьей стали Рон с Гермионой. Что-то упрямо тормозило его перед решением пойти в больничное крыло, поговорить с другом и понять, когда же начала происходить вся эта чертовщина.
В какой-то момент, привычный для парня мир уюта и шумихи в тесной Норе с кучей рыжих Уизли, стал таким пресным и в чем-то отталкивающим. А самым «тупым» оказалось собственное упрямство, с которым он цеплялся за единственный клочок света в своей непростой жизни.
Все чаще Поттер сравнивал себя с Северусом Снейпом, который отказался жить своей жизнью в угоду призракам прошлого. Зельевар добровольно запер себя в стенах школы, послушно исполняя волю Дамблдора, потому что не смог жить по-другому, ибо был одинок.
«Но ведь я не один…»
Гриффиндорец вышел из душевой, обтираясь полотенцем. Его острый слух уловил подозрительные звуки со стороны спальни. Молодой человек обернул бедра полотенцем и взял волшебную палочку в руки.
— Джинни? — он выдохнул, не скрывая легкого раздражения, когда увидел ее, лежавшей на кровати. Меньше всего ему хотелось выяснять сейчас отношения, но с другой стороны…
«Возможно это очень удобное совпадение.»
— Мы же договаривались, что ты не будешь больше использовать Алохомору на дверь моей комнаты. — Гарри обхватил себя за талию, смотря, как рыжеволосая поднималась. К слову, на ней опять была только мантия и сорочка на тонких бретелях.
— Ты избегаешь меня и Рона, а я беспокоюсь за тебя, как мне еще следовало поступить? Ведь все было хорошо до этого случая с обрушением стены, а после, тебя словно подменили, —она подошла к нему, сбрасывая темную ткань с плеч и положила руки на еще влажную мужскую грудь.— Ты стал таким холодным и мне не хватает тебя.
Наверно, это был идеальный момент для принятия окончательного решения и возможности идти дальше в нужном для себя направлении. Гарри стоял перед выбором. С одной стороны, можно было привычно заключить ее в свои объятия и позволить приласкать ртом, как девушка регулярно раньше это делала. А с другой, перестать наконец заниматься самообманом.
— Послушай, Джин…,— он мягко убрал от себя ее руки.— Я наверно такой хреновый парень, что даже не решаюсь на откровенный разговор со своей девушкой. Ты во всем оказалась права, я действительно поменялся, но не после обрушения стены, это случилось раньше, еще когда мы гонялись за крестражами Волдеморта. — гриффиндорец предложил девушке присесть на стул, но она опять повисла на нем, прижимаясь грудью и животом в надежде перевести русло важного разговора к сексу, однако Поттер лишь хмыкнул, понимая, что стал совсем безответен к таким дешевым жестам соблазнения. — Возможно мы слишком сильно увлеклись потребностью в тепле и желании не остаться в одиночестве, ведь это было моим самым большим страхом, после встречи с Дементорами. Я искал что-то искреннее, надеясь на пробуждение подобных чувств со своей стороны…
— Постой, Гарри…— Джиневра перебила его, заметив упаковку Camel. — Что на столе делает пачка сигарет? Я же просила тебя не курить, это вредно и еще запах, я ведь от дыма кашлять начинаю…,—она словно не слышала его слов, хотя избранный старался все свести к более мягкому решению. Вместо того, чтобы позволить ему выговориться или дать шанс быть понятым, гриффиндорка начала громко возмущаться, чем вызвала у парня приступ головной боли.
— Джинни, ты вообще слышишь меня? Я открыто хочу сказать, что нам стоит завершить эти отношения. Они застряли мертвым грузом, тормозя, как меня, так и тебя.— с раздражением проговорил Гарри. — Ты и твои братья являетесь моими друзьями и останетесь ими навсегда, но я хочу, чтобы вы поняли, что у меня своя дорога и путь. Только я имею право его выбирать, не зависимо от наставлений твоей семьи, — он прочесал влажные пряди волос пальцами, наслаждаясь минутами тишины.
«Ты смог, Гарри, это к лучшему.»
— Ты не можешь говорить такое всерьез, ведь мы любим друг друга и у нас все хорошо, — ее голос странным образом обрел неприятный скрип, а в приглушенном свете лампы глаза словно остекленели.
— Да, Джин, я люблю тебя, но со времени нашего знакомства с Роном эта любовь не изменилась, я пытался идти на поводу того, к чему нас подвела война и борьба со злом, но дальше твой статус «простой сестры друга» не сдвинулся с места. — гриффиндорец взял Джинни за руку, слегка улыбаясь. — Послушай, я не хочу обманывать, причинять боль и мешать тебе строить свою жизнь, как не хочу помех для собственных планов. Я искренне желаю, чтобы ты была счастлива и…
— О чем ты?! Мы планировали вместе сыграть свадьбу, жить в новом доме и никогда не расставаться. — Джиневра больно вцепилась ногтями в его ладонь, будто пыталась переломать в ней все кости.
— Прошу пойми меня! Мне осточертело твое странное поведение и вечная ревность. Я не желаю проводить унылые вечера за чашкой луковой похлебки в компании твоего отца и обсуждать потрепанные временем изобретения магглов.— гриффиндорец резко отдернул руку, избавляясь от хватки липких пальцев девушки.— Я хочу стать мракоборцем и заниматься защитой Волшебной Британии, а не строгать по ребенку в год, мучаясь от изжоги! — он отошел назад к шкафу, где висела одежда.