Калон тоже был способен в случае необходимости забить человека ударами плети.
Кост шагал в ногу со своим временем, исключающим слабость и человечность. Было грустно и утешительно чувствовать себя хозяином положения.
Калон закурил сигарету. Три человека погибли, выполняя порученную им миссию. Он знал этих людей, но их образы стирались из памяти.
На этой улице, недалеко от отеля, в котором остановился Калон, жил человек, возможно знающий тайну этих смертей.
Его звали Людвигом Эрбахом, и из окна своей комнаты Калон мог видеть его магазин игрушек, витрину которого освещали цветные лампочки.
У Калона было только три отправных точки: этот агент, в котором не было полной уверенности, и два города: Нойштрелиц и Виттенберге.
Калон был оснащен фотоаппаратом и благодаря Второй Канцелярии смог взять напрокат машину. Это была «хорше», производства ГДР, с шестицилиндровым двигателем, со скоростью до 150 километров в час.
Он перешел границу тайком и поэтому имел при себе свой пистолет. Сейчас проблема заключалась в том, чтобы связаться с Эрбахом.
Если Эрбах предатель, Калон должен избежать ловушки и не стать новой жертвой «несчастного случая».
Кост верил Эрбаху, но опасался, что за ним могла быть установлена слежка, поэтому все его посетители становились объектом повышенного внимания.
Эрбах редко отлучался из дома. Он жил со своей дочерью, которая днем была занята в магазине.
Если Эрбаха выследили, то его телефон наверняка прослушивается, кроме того, за домом могло быть установлено наблюдение. Опасно было просто зайти в магазин и купить какую-нибудь игрушку. Калон ждал наступления ночи. Он любил ночь. Она давала убежище беглецам, к которым он себя мог вскоре причислить. Он не тешил себя иллюзиями, зная, что здесь все не так просто, как в Западном Берлине, и что придется пойти на риск.
Дом Эрбаха был двухэтажным, и в нем жили только отец и дочь. Его мастерская находилась в маленьком дворике со входом с другой улицы. С одной стороны дома Эрбаха стоял похожий дом, а с другой — пятиэтажное жилое здание.
В полночь Калон надел пиджак, габардиновое пальто и шляпу. Вся одежда была производства ГДР, и ничто не отличало его от местных жителей (кроме пистолета польского производства).
Он вышел на улицу, повернул налево. Дом Эрбаха находился теперь за его спиной. Прохожих было мало и еще меньше машин. Калон пошел пешком к центру. Некоторое время он гулял по улицам, затем, удостоверившись, что за ним не следят, вошел в пивную.
Несколько посетителей пили пиво, среди них два офицера и пьяная женщина, подмигивающая одному из них. На ней была кроличья шубка и туфли с разбитыми каблуками. Она выглядела жалко.
Когда Калон вошел, все головы повернулись к нему, и он, немного согнувшись, прошел к столику. Вынув из кармана «Нойе Цайт», одну из основных газет в Восточной Германии, Калон погрузился в чтение статьи, с многочисленными комментариями цитирующей «Правду». Речь шла о новом статусе Берлина.
Через двадцать минут он встал и подошел к стойке, чтобы расплатиться. После этого он отправился в находившуюся в подвале телефонную кабину и набрал номер Эрбаха, который знал наизусть. Через несколько секунд Эрбах снял трубку. Калон спросил:
— У вас есть куклы, которые плачут?
После небольшой паузы Эрбах неуверенным голосом ответил:
— Я их не делаю, но у меня есть великолепные плюшевые медвежата.
— Отлично, — ответил Калон. — Мне необходимо немедленно с вами встретиться.
— Это невозможно! — возразил Эрбах. — Приходите за товаром завтра.
— Я проездом в городе, — сообщил Калон. — Завтра у меня не будет времени.
— Но…
— Я отниму у вас не больше часа.
Калон чувствовал, что его собеседнику хотелось послать его к чертям подальше, но он не осмеливался.
— Хорошо, — выдавил тот наконец. — Где?
— У Северного входа на Юнгфернбрюнке. Через полчаса.
— Договорились, — сказал Эрбах без всякого энтузиазма.
— Приходите один, — предупредил Калон.
— Не беспокойтесь.
Выйдя из кабины, Калон с удивлением увидел стоящего возле умывальника и пристально смотревшего на него офицера. В кабине Калон расстегнул пальто и, выходя, не успел застегнуться: офицер заметил высовывающуюся из-за пояса рукоятку пистолета.
Он был совершенно ошарашен. Но, будучи бдительным, как и все на Востоке, он подошел к Калону и положил ему на плечо руку.
— Что это за оружие? — сухо спросил он.
Калон был спокоен, расслаблен. Он выпустил клуб дыма и конфиденциально сказал: