Правительства Бонна и Панкова будут смещены, так как немцы легко поддаются убеждению. В глубине души каждый немец страдает от поражения, и ничего не стоит пробудить у этой ставшей апатичной толпы новый фанатизм…
Последствия было бы трудно переоценить. Соболин осознавал всю возложенную на него ответственность.
Лежа на кровати, он думал о спавшем с Дмитрием в соседней комнате Максе Ренсе. Он рассчитывал на него…
Временами Соболин жалел, что не располагает достаточным временем, что вынужден спешить. Ведь есть столько способов заставить человека говорить… Но он знал также, что в случае с Ренсом потребуется очень много, даже слишком много времени.
Кто он? Какой национальности? Узнать об этой националистической пропаганде могли разведки трех стран, но нельзя было исключить и того, что Ренс был французом, и эта мысль успокаивала его. Англосаксы так глупы…
Приближался самый ответственный момент. Скоро Ренс дойдет до верхнего звена, и здесь Соболин не должен допустить ни малейшего промаха.
Он посмотрел на часы. Восемь часов утра великого дня. Он встал и отправился в ванную. Накануне ночью они прибыли в Виттенберге и без труда нашли комнаты в гостинице. Разве можно отказать в чем-нибудь товарищу Соболину?
Соболин ломал себе голову над тем, как удается Ренсу заставлять людей говорить. Он восхищался той легкостью, с которой Ренс получал нужные сведения. А если бы он был на месте Ренса, получалось бы у него все так же гладко?
Ему было любопытно узнать, какие аргументы использует Ренс. Он понимал, что все дело именно в этих недостающих ему аргументах, иначе бы он уже устранил Ренса и шел бы по следу вместо него.
А что, если в следующий раз он пойдет вместе с Ренсом, после визита захватит человека и заставит его говорить?
В действительности Калон несколько подавлял Соболина, который находил его слишком сильным, умным, хитрым и чрезвычайно опасным.
Но Соболин знал также и то, что если дело провалится, то отвечать за все придется ему.
Значит, надо продолжать.
ЗИЛ остановился на Риксдоферштрассе. Соболин нервничал. Он положил свою руку на руку сидящего рядом с ним Калона.
— Дмитрий проводит вас, — сказал он.
— Как угодно, — пожал плечами Калон. — У нас общий интерес, разве нет?
Калон вышел из машины, и Дмитрий последовал за ним. Над городом моросил дождь, и казалось, что солнце исчезло навсегда. Казалось также, что вся Восточная Германия окоченела от холодной сырости. Но Калон знал, что под апатичной оболочкой набирают силу новые идеи, которые вскоре могут увлечь массы.
Он тоже нервничал и пытался убедить себя в своей правоте…
Калон улыбнулся, думая о том, что в случае провала его прикрытием будет Соболин — единственная для него возможность выпутаться. Калон прекрасно понял, что обращаться с Соболиным следует, как с динамитом. Русский был подозрительным и вспыльчивым. Утро не всегда бывает мудренее вечера.
Он подошел к дому доктора Оттвайлера. Судя по кварталу и зажиточности дома, Юлиус Оттвайлер представлял собой заметную личность.
Дмитрий остановился в воротах. Калон нажал на кнопку звонка. Ему было холодно, и не столько от сырости, сколько от дефицита сна. Дверь открылась, и на пороге появилась представительная женщина средних лет:
— Что вам угодно?
— Я к доктору Оттвайлеру.
— Доктор собирается в больницу. У него не будет времени принять вас.
— Передайте ему, что я от доктора Хорнбаха.
После секундного колебания женщина сказала:
— Входите.
Она оставила его в передней, прошла в комнату и спустя несколько минут вернулась в сопровождении высокого, сутулого человека с приветливой улыбкой на лице. Он представился и протянул Калону руку.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
— Я хотел бы поговорить с вами.
— Проходите в мой кабинет. К сожалению, у меня мало времени, меня ждут в больнице.
Они вошли в просторный благоустроенный кабинет. У Оттвайлера была внешность ученого. Приветливое лицо, мягкий, мечтательный взгляд. Он не садился, и когда улыбка сошла с его лица, он уже не казался Калону столь добродушным.
— Что вам на самом деле нужно?
— Я буду говорить прямо, доктор. Я иду по следу вашей организации, и, к сожалению, не я один. Но я пришел к вам как друг.
— Я не понимаю.
— Сейчас я объясню вам. Садитесь.
Оттвайлер сел в кресло.