Колоритны и цыгане, они толкутся на старой площади поблизости от собора, болтают, продают обмедненную посуду (выдавая ее за утварь из сплошной, чистой меди) и прочее барахло, проворачивают какие-то необыкновенные махинации, которыми, по-видимому, можно жить. Они колоритны уже своими темными лицами резко выраженного восточного типа. Колоритны и одежды цыганок — они, правда, по большей части сидят с детьми в своих пещерных жилищах наверху, на горе Сакромонте (святой горе), господствующей над Альбаисином.
На этой нечестиво святой горе на нас без числа набрасываются цыганята и просят подачки. На это толкают их родители, это уже вошло у них в привычку. Мы объясняем, что, если мы дадим кому-нибудь желанную песету, к нам сбежится вся гора, и тогда всем придется дать по песете, а столько песет у нас просто нет. К моему изумлению, наша аргументация как будто доходит до грязных, исцарапанных, но в общем чудесных малышей, однако они продолжают доверчиво бежать рядом с нами и показывают путь. Две девочки школьного возраста рассказывают нам, что они уже немного зарабатывают, танцуя по вечерам в фольклор-кабаре для иностранцев, и показывают несколько фигур незамысловатого хоровода, с которым они там выступают. Они знакомят нас с двумя просто, но опрятно одетыми двадцатилетними парнями, которые идут навстречу. Парни очень вежливы и рассудительны. Они тоже танцуют, объясняют они, солистами в ночном баре. В Гранаде, по их словам, живет от десяти до двенадцати тысяч цыган. Что почти все они живут исключительно мелким торгашеством и попрошайничеством, достойно сожаления, и, вероятно, этому придет конец, когда за работу будут как следует платить. Но работать, как остальные испанцы, и все равно голодать — поймите, это просто не придет цыгану в голову!
Цыганки, стирающие у единственного на всю округу источника, — глядя на их талии, не скажешь, чтобы они уж очень голодали, — оказываются менее скромными, чем их потомство. Они сразу же начинают вымогать кто пять, а кто и десять песет, а в случае отказа грозят не пустить дальше.
Еще немного об испанцах. Вполне вероятно, в Гранаде есть кое-какие мелкие заводы — я не видел ни одного. Зато существует множество мелких ремесленных мастерских, в них работают постольку, поскольку позволяет наличный инструмент. К таким заведениям относится и столярная мастерская Фернандо, расположенная на одной из узких, растянутых, но оживленных и не сказать чтобы неуютных улочек в центре города. В длину мастерская не больше четырех метров, но в заказах недостатка нет. У Фернандо, мускулистого, стройного мужчины, один рабочий и один подмастерье. Фернандо старый друг Хосе, республиканец, после победы Франко много лет просидел в тюрьме. Как только мы у него появились, он, не снимая коричневого халата с метром в кармане, повел нас в один из многочисленных трактирчиков по соседству. Все равно уже настал час аперитива, время, когда Фернандо, так сказать, автоматически встречается со своими друзьями. Двое из них уже поджидают его. Это могучего сложения каменщик и довольно полный низенький человек, посредник по сбыту какого-то продукта, оба антифашисты, как и Фернандо, о чем Хосе сразу же ставит меня в известность.
Ах, эти народные кабачки в Испании! В этот час все они полны людей, большей частью стоящих вокруг стойки, так как сидячих мест мало. Есть ли в кабачке музыкальное сопровождение, нет ли, в нем всегда невероятно шумно — люди спорят друг с другом, ведь они как-никак испанцы! Вы пропускаете стаканчик вермута, рюмку обыкновенного, но вовсе не дрянного красного или белого вина, почти сто граммов за одну-единственную песету. По словам Фернандо, такое может позволить себе даже рабочий, если только один стаканчик не превратится в четыре или пять. К этому без доплаты полагается «тапита» — несколько фаршированных оливок, сарделька, морской моллюск, кусочек колбасы, ложка картофельного салата и тому подобное, а за небольшие деньги можно заказать раков, каракатиц и другие яства. Стойка, как правило, довольно чиста, хотя нельзя сказать того же о поле — каждый бросает на паркет, прямо перед стойкой, не только обрывки бумаги, газеты и окурки, но и панцырь от раков и раковины моллюсков, рыбьи кости, колбасную кожицу и кожуру от фруктов, так что приходится брести буквально по колено в отбросах. Табачный дым и острый запах рыбы и раков смешиваются с неким весьма недвусмысленным запашком. Нередко над всем сборищем висят чучела голов больших черных быков, которые, надо полагать, на арене бросали куда более огневые взгляды, чем здесь, своими стеклянными коровьими глазами.