Что мне известно? Бабу Гашу моя родительница часто за глаза называла ведьмой не иначе и ждала от нее лишь только пакостей, ничего более. Оно и понятно тут ничего не поделаешь.
— Это все она зараза ворожит, отбирает у нашей коровы кормилицы молоко, ― не раз говорила мать отцу. А еще, я слышал: ― «Ты подумай, хорошенько подумай, отчего это вдруг ее Красуля ни с того ни сего прибавила, а моя Эмка, сегодня всего лишь одно ведро дала, а вчера аж полных три, а? ― Отец лишь только бурчал невнятно в ответ: ― Отчего-отчего? Оттого, что гуляла, да не погуляла. ― Но, его слова, мать не слышала, не принимала.
Дружбы у моей матери не было и с другими некоторыми из соседей. Однако с тетей Катей ― матерью девочки Нади, из-за которой я однажды неловко почувствовал себя во время игры, моя родительница часто стояла у колодца, как бы сейчас сказали: «точила лясы», возможно, это было связано с тем, что та не выпячивала свое «москальское нутро». Не знаю, к какой это стати моя родительница, вдруг покачав в раздумье головой, сказала мне: ― Сеня ― я все понимаю ― это твое дело и ни чье другое. Ты даже можешь на Наде жениться. Однако твоя донецкая тетка Ира будет тобой очень недовольна.
Девочки быстро растут, да и взрослеют тоже. Мальчики несколько от них отстают. Им не помогают ни раскуренная на глазах у детворы сигарета, ни стакан выпитой залпом на спор водки. Я ощутил себя высоким и взрослым только после службы в армии и это, наверное, понятно. Обучаясь в старших классах, я с одним из своих товарищей ходил на танцы, правда, ни он не умел танцевать, ни я, мы лишь только толклись возле танцплощадки да смотрели на своих девчонок кружащихся под музыку оркестра, а еще по окончанию этого мероприятия провожали их домой. Ту же ― Надю и ее подруг. Шли вслед за ними до дома толпой.
Мой товарищ сообщил мне, что Надя моя зазноба, я, конечно, возмутился, и он тогда спросил прямо: ― Тебя от нее трясет? То есть знобит! Скажи всего лишь одно слово: да или нет!
— Ну, да! ― ответил я.
— Значит ― Зазноба. И не спорь со мной! Я, знаю! Мне старший брат о том говорил. У него есть девушка. Он демобилизовался, три года отслужил танкистом, собирается жениться и врать не будет. ― Я тогда с другом согласился, правда, не открыто, в душе, и, наверное, по этой причине стал время от времени заглядываться на Надю. А как-то, забравшись на чердак, я долго наблюдал за девушкой сверху, как она тяпкой полола гряды, и любовался ее формами.
Однажды из-за этой Нади у меня возник даже конфликт: взрослый парень с Криуши, другими словами, кривой улицы, отслуживший в армии, случайно или же для того, чтобы меня попросту запугать, увидев, что я пытаюсь приблизиться к девушке, неожиданно заорал:
— Куда лезешь, а ну отстань от Нади. Тут и своих ребят хватает. Я сегодня с ней пойду, ― затем, он сделал паузу, и для острастки двинул меня кулаком в челюсть.
Я не удержался и упал на землю. Ребята, знавшие меня, тут же схватили парня за руки, дав мне время подняться. Мой товарищ, подпрыгнув у него перед носом петухом громко закричал:
— Да ты что делаешь, он же свой! С Сибировки! Что, нельзя было все решить по-хорошему?
— А — а-а? ― Вон оно что! ― ответил мой соперник: ― Пусть так! Но тогда отчего я его не знаю? Он, что? Сопляк, наверное. Никак за собой портфель таскает.
Да, я таскал портфель и оттого не котировался. А еще, я не умел танцевать, делать девочкам комплементы, целоваться и многое другое, но провожать меня в армию отчего-то пришла эта самая Надя. Она пела какую-то прощальную солдатскую песню. Я пытался ее запомнить, вначале слова, затем мотив, однако впоследствии все напрочь позабыл. В памяти у меня остался лишь тот инцидент: похода на танцплощадку. Девушка тогда сказала парню, положившему на нее глаз: ― Я, на танцы в Дом культуры пришла с подругами, вот с ними и уйду. ― Я проследил, прячась за деревьями, шел за ними по парку. Наконец девушка, расставшись с подругами, осталась одна, пройдя метров сто, она оказалась у своего дома. На скамейке ее ждал парень, тот, который двинул меня по челюсти кулаком. Не знаю, как он сумел так быстро оказаться у дома Нади. Едва девушка приблизилась, он встал, подошел к ней и, обхватив ее всю, страстно поцеловал. Та даже не оттолкнула его. Это меня вывело из себя. Я разозлился, сжав кулаки, неторопливо вышел из темноты и прошелся, демонстративно развернувшись у них на глазах, отправился восвояси ― домой. Меня всего переполняли чувства. Я был зол на всех, а особенно на себя. А зря. Мир оттого ничуть не перевернулся.