Выбрать главу

— Хочешь, погуляем? Я тебе кое-что скажу.

Варёкас и Васарис до поступления в семинарию учились в одной гимназии, но друзьями не были. Варёкас в гимназии учился плохо, ни в каких кружках не состоял, любил франтить и ухаживать за девушками. Поэтому его поступление в семинарию немало удивило и Васариса и всех, кто его знал. Не сдружились они и в семинарии, хотя Васарис замечал, что Варёкас его не только не презирает, как других, но иногда даже пытается сблизиться с ним. Поэтому его таинственное приглашение прогуляться и обещание что-то рассказать не очень удивили Васариса.

— Ну как, привыкаешь к семинарии? — начал Варёкас.

— Почти совсем привык.

— Нравится?

— Нравится не нравится, а ничего уж не поделаешь, — неохотно и вяло ответил Васарис. Но Варёкас не успокоился.

— Как ничего? Если не нравится, так бросай.

— Еще слишком рано, сперва надо подождать, оглядеться.

— Если теперь слишком рано, потом будет слишком поздно. Запомни мои слова, — многозначительно сказал Варёкас. — Давай-ка поговорим откровенно, — продолжал он, — хоть ты и не бог весть кто, но по крайней мере не доносчик. Тебе я могу довериться, а ты мне тем более. Скажи, зачем ты поступил в семинарию?

У Васариса был готовый ответ на этот вопрос, но сказать его так скоро он не решился бы ни Варёкасу, ни кому-либо другому; в таких случаях он часто, сам того не замечая, отделывался общими фразами.

— Как зачем? Перед ксендзом открывается широкое поле деятельности. Он во многих отношениях может быть полезен обществу.

— Так, так. Говоришь, как по-писаному, — иронически улыбнулся Варёкас. — Конечно, ты искренне мечтаешь стать достойным ксендзом?

— Совершенно искренне.

Минуту они шли молча, потом Варёкас начал опять.

— Скажи, ты знаешь, как живут ксендзы?

— Нет, не знаю.

— Разве тебе никогда не случалось гостить в усадьбе у настоятеля или бывать там хоть на престольном празднике?

— Нет, у настоятеля я никогда не был. Варёкас торжествующе свистнул.

— Ну, конечно, в семинарию больше такие идут, которые ничего не знают, не ведают. А я, брат, видел, как живет духовенство. У меня дядя ксендз, он меня и учиться послал. Я знаю жизнь лучше, чем вы все вместе взятые.

Васарису было известно, что это не пустая похвальба. Варёкас оставался по два года почти в каждом классе и был намного старше своих товарищей. К тому же ему покровительствовал богатый дядя-настоятель, и он, действительно, мог неплохо познакомиться с бытом духовенства.

— Я себя никакими иллюзиями не тешу. Комедия, брат, все одна комедия! — Варёкас с пренебрежением махнул рукой.

— Что комедия? — не понял его Васарис.

— Все! И молитвы, и медитации, и обряды — все комедия! Скажи мне, как у тебя с медитациями, испытаниями совести? Можешь не отвечать — сам знаю, что половину проспишь, половину промечтаешь. По крайней мере две трети поступают так же, как ты и я. А знаешь ли ты, что получится из этих добрых, честных семинаристов через десять-двадцать лет?

— Конечно, — поколебавшись, сказал Васарис, — получатся разные люди.

Варёкас усмехнулся: — Разные? Половина из них будет возмущать прихожан каким-нибудь явным пороком. Один станет пьяницей, другой картежником, третий сойдется с экономкой настоятеля или местечковой барынькой. Остальные, допустим, будут честно выполнять свои обязанности, то есть станут хорошими церковными чиновниками. Из них по меньшей мере у половины не окажется ни искорки пастырского духа. Останется процентов двадцать пять истинных ксендзов. Но я тебя уверяю, что даже это слишком оптимистический расчет.

«Циник!» — подумал Васарис. Немало таких попреков по адресу ксендзов он наслышался еще в гимназии, но считал их наветами врагов церкви.

— Так почему же ты сам поступил в семинарию? — не без язвительности спросил он Варёкаса. Но тот отнесся к вопросу серьезно, точно ожидал его.

— Я поступил, заведомо зная, что буду плохим ксендзом. И хотел стать таким, поступил исключительно ради карьеры. Ксендзам живется неплохо. Во-первых, думал я, дядино покровительство поможет мне стать викарием в богатом приходе, может быть, даже в городе. Тут уж я не буду дураком и сумею хорошо устроить свою жизнь. Лицемерие и угодничество — вот надежные кони, которые быстро домчат к духовной карьере. Править ими я, надеюсь, сумею. Потом получу приход, потом сделаюсь благочинным, потом войду в капитул, а в свою личную жизнь никому не позволю совать нос.