Александр II (1855–1881) был во многих отношениях самым либеральным из Романовых. После поражения в Крымской войне 1853–1856 годов он полагал, что Россия не сможет и дальше оставаться великой державой, если не модернизировать страну по западному образцу. Он освободил крепостных крестьян, создал систему правосудия в западном духе, ослабил цензуру и основал в провинциях представительные институты местного самоуправления, выборы в которые осуществлялись при широком, но неравном избирательном праве. Тем не менее Александр не сомневался в вере своего народа в сакральность монархии и разрабатывал свою политическую стратегию в соответствии с этим. В 1861 году он сказал Отто фон Бисмарку, который в то время был прусским послом в Санкт-Петербурге:
Во внутренних районах империи народ по-прежнему считает монарха отцом и всеобщим господином, посаженным на царство Богом; это убеждение, сравнимое по силе с религиозным чувством, совершенно независимо от личной преданности, объектом которой я мог бы быть. Я склонен полагать, что в будущем оно не исчезнет. Отказаться от абсолютной власти, которую дает мне корона, значит подорвать авторитет, который владычествует над страной. Глубокое уважение, основанное на исконном чувстве, которое русский народ по-прежнему испытывает к императорскому престолу, не подлежит дроблению на части. Позволь я представителям знати или народа войти в правительство, я ослабил бы его власть, не получив ничего взамен34.
Император полагал, что лишь грозная и легитимная монархия, стоящая выше общества, могла сглаживать глубокие различия в ценностях и интересах его подданных. В 1861 году, в год освобождения крестьян, Александра больше всего тревожила возможная война между крестьянами и дворянами. Два года спустя, когда случилась революция в Польше, царь, вероятно, размышлял, как монархии сохранить империю. Его внук Николай II (1894–1917) столкнулся с еще более серьезным аграрным и национальным конфликтом, а также с нарастающей борьбой рабочих и капиталистов в городах. Как и дед, он полагал, что лишь сильная самодержавная власть не позволит классовым и национальным конфликтам разорвать российское общество и империю на кусочки. Он продолжал надеяться, что крестьянский монархизм будет поддерживать и легитимизировать государство. К несчастью для него, к началу XX века менталитет крестьян стал меняться. Программа модернизации, продвигаемая государством, подрывала социальные и идеологические основы режима. Создание нового фундамента для российской государственности и империи было огромным испытанием и источником серьезного конфликта между конкурирующими политическими группами и идеологиями.
Николай II разделял многие политические убеждения и установки своего деда. Тем не менее между ними существовали важные различия. Александр II считал себя великим европейским монархом, важной персоной в огромных масштабах, а также первым джентльменом в российском обществе. Он легко вращался в петербургских аристократических кругах. Порой он ощущал знакомую его дяде, Александру I, досаду из-за того, что отсталая Россия казалась совершенно неготовой к “цивилизованным” европейским реформам. Уже при его сыне и преемнике Александре III (1881–1894) монархия повернула в более националистическом и популистском направлении. В этом отношении Николай II вместо деда последовал за отцом, хотя по ценностям и манерам и он оставался классическим европейским джентльменом. В некоторой степени националистические и популистские тенденции были ответом на изменение политических реалий в новом мире, созданном промышленной революцией, но Николай был совершенно искренним в своем патриотизме и популизме. Религиозная вера Александра II отличалась традиционностью и поверхностностью. Во второй половине его правления главным мотивом его личной жизни было увлечение княжной Екатериной Долгоруковой, которая стала его любовницей. Николай, напротив, любил свою жену Александру и хранил ей верность. Он также был глубоко верующим православным христианином. В основе его политических убеждений лежало чувство единения православного царя и народа. Как отец и попечитель православного сообщества, он должен был сохранять за собой последнее слово в решениях, которые определяли судьбу его подданных. Его внутренний духовный мир отличался чистотой, которая плохо подходила для жизни в политике. Не помогали ему и военная выучка и уважение к офицерскому кодексу повиновения, верности и самопожертвования. В отличие от Александра II Николай II не имел ни в числе своих министров, ни в петербургском высшем обществе никого, кого мог бы назвать настоящим другом. Застенчивость и непопулярность его жены в высшем свете усиливали изоляцию Николая от российских элит, а также все более отчаянное убеждение Александры в том, что истинную поддержку монархии оказывает лишь православное крестьянство35.