Чтобы на смену империям в Восточной и Центральной Европе пришли национальные государства, потребовались две мировых войны, геноцид и этническая чистка грандиозных масштабов. Ближний Восток сегодня переживает кризис, который в некотором роде можно по-прежнему считать постосманским. Европейская модель этноязыкового национального единства не слишком хорошо подходит для региона, где традиционно господствовали ислам и империи, а различные религиозные, этнические и языковые сообщества жили бок о бок. Многие крупные страны в Азии остаются больше похожими на империи, чем на этнонациональные государства в европейском духе. Если рано или поздно Азия подхватит европейскую этнонационалистическую болезнь, планета может и не пережить того хаоса, который возникнет в связи с этим.
Лучшим примером опасности служит Индия. Современная Индия – продукт Могольской и Британской империй. При жизни двух поколений после обретения независимости Партия конгресса и связанные с ней англоязычные элиты правили Индией благодаря легитимности и институтам, которые они создали в ходе успешной борьбы с британским господством. Воспоминания об этой борьбе уже померкли, и демократическая политика пустила глубокие корни в народе. Результатом стала растущая привлекательность этнонационализма, который в Индии часто предполагает индусский коммунализм и превращение мусульманского меньшинства во внутреннего врага. Гибель империи в Южной Азии привела к разделению и образованию двух чрезвычайно враждебных по отношению друг к другу соседей – Индии и Пакистана. После множества войн обе страны обзавелись ядерным оружием. Изменение климата подвергнет серьезному испытанию все народы и правительства. Южная Азия станет одним из наиболее пострадавших регионов, особенно если водные ресурсы будут истощаться, а доступ к ним превратится в причину обостряющегося межгосударственного международного конфликта. Китай тоже может столкнуться с острой нехваткой воды. Эта проблема грозит и Пакистану, который и без того политически нестабилен. Под крылом его военных руководителей сформировался целый ряд военизированных террористических групп. В последующие несколько лет негосударственным организациям станет гораздо более доступно биологическое оружие массового поражения. Риск того, что террористический акт выльется в разрушительную войну, как случилось в 1914 году, – лишь худший из множество кошмарных сценариев развития событий в Южной Азии1.
Распространение промышленной революции по миру после зарождения в Британии преображало и расшатывало международные отношения на протяжении последних двух столетий. Возвышение Китая – последний акт в этой драме. Его часто весьма уместно и пугающе сравнивают с возвышением Германии и вовлечением Европы в войну в 1914 году. Растущему влиянию европейской, капиталистической и полулиберальной Германии не нашлось места в мировом порядке, который до 1914 года определялся главным образом из Лондона. Китай представляет гораздо более серьезную угрозу. Пекин участвует в определении будущего нашего мира, и это имеет революционные последствия не только для распределения сил, но и для создания иерархии ценностей. В прошлые эпохи сложно было представить, чтобы американо-китайское соперничество вылилось в войну. Существование ядерного оружия делает риски войны непомерными, а шансы на победу, которая не будет номинальной, – призрачными. Это главная причина, по которой полноценная война между Вашингтоном и Пекином остается маловероятной. Маловероятной, однако не невозможной. Пространства для просчетов, случайностей и провалов в политике балансирования более чем достаточно. Подобно вирусу, война имеет ужасную привычку перерождаться, чтобы выживать. Новые технологии повышают возможность ограниченной войны, победа в которой реальна. В моменты кризиса, когда счет идет на минуты, эффективность военного командования и систем контроля в перспективе может подрываться с помощью кибернетических операций.