— Промок? — коротко уточнил Кудайназар. — Эй, Кадам, принеси-ка сухих веток.
Шлепая босыми ногами по глиняному полу, ребенок побежал в чулан, сообщающийся с комнатой, — там хранились мука, ячмень, сушеное мясо, небольшой запас дров.
— Кожа воду не пропускает, — сказал Абдильда, потирая руки над огнем очага. — Добыча есть, Кудайназар, хорошая добыча. Сейчас будешь делить или когда?
— Какая добыча? — сощурился Кудайназар. — Ты с ледника пришел?
— С перевала, — подтвердил Абдильда. — Такие времена наступили: куда ни пойдешь — повсюду люди крутятся. Плохие времена!.. Это — тебе. — Из-под полы халата Абдильда вытащил тупоносый маузер и протянул Кудайназару.
Быстрым, резким движением схватил Кудайназар оружие. Разглядывая пистолет, поворачивая его, поглаживая пальцами — он почти не слышал, что говорил ему Абдильда:
— Мы как вышли на Тюя-Ашу, глядим — идут двое, и четыре лошади под вьюками. Какие такие вьюки, что люди таскают — это тебе надо знать обязательно! Ну, мы им хотели проверку сделать, а они — бежать. Догонять пришлось… Лошадей мы их потом поймали.
— А сами они? — спросил Кудайназар без особого, впрочем, интереса.
— Разбежались… — вильнул глазами Абдильда. — Обратно убежали в Таджикистан.
— Куда ж они шли-то? — спросил Кудайназар, пряча маузер.
— Кто их знает… — потерянно пожал плечами Абдильда. — В Китай, наверно, шли. Контрабандисты. Ты сам сказал: чужих никого не пускать.
— Солдат не пускать, с оружием, — жестко поправил Кудайназар.
— А мы оружие у них сняли! — оживился Абдильда. — А как же! Две винтовки и вот наган. Патронов к нему — целый ящик.
— Где? — помягчел Кудайназар. — Покажи.
— Эй, вы! — крикнул Абдильда за дверью. — Тащите!
Таджики внесли в комнату вспоротые вьюки, насвеже перетянутые веревкой.
— Проверил я на всякий случай, — пояснил Абдильда. — Чтоб зря не таскать.
Подойдя, он ловко распутал узлы веревок. Из распавшихся мешков вывалились на пол ковры, медная чеканная посуда, синие узбекские и красные туркменские халаты, вышитые бухарские тюбетейки. Сочно светился туго смотанный гранатовый бархат. Сердолики и «тигриные глаза» вспыхивали на серебряных женских побрякушках марыйской работы. Среди побрякушек поблескивал золочеными ножнами детский кинжальчик с бирюзовыми каплями на черной костяной рукоятке.
— Маленькому хану! — сладким голосом пропел Абдильда, выгребая нож из-под горки украшений. — Расти в отца!
Точным отцовским жестом вырвал Кадам кинжал из рук Абдильды. Кудайназар наблюдал за сыном с одобрением.
— Вот так надо пробовать, смотри! — Кудайназар чуть ни силой взял нож у мальчика. — Если острый, ноготь режет легко. И, смотри, не обрежься: собственным ножом обрезаться — позор!
— Хороший мальчик, сильный мальчик! — пел Абдильда.
Трое таджиков молча стояли у стены. От их мокрой одежды шел пар.
— Возьмите себе по халату, — сказал Кудайназар. — И по лошади.
Держа нарядные халаты на отлете, таджики попятились к двери и, кланяясь, вышли.
— Ну, а ты свое уже взял? — Кудайназар глядел на Абдильду с усмешкой.
— Мне достаточно того, что падает с большой телеги на дорогу, — прижав руку к груди, объяснил Абдильда. — Я только наклонился и поднял песчинки от твоего богатства.
— Золотые песчинки? — уточнил Кудайназар. — Ну, ладно, ладно… За наган — спасибо. Считай, что я у тебя его купил за эти самые песчинки.
Абдильда согласно наклонил голову.
— Когда я лез по твоей воле на Тюя-Ашу, — не подымая головы, начал новую тему Абдильда, — когда я скакал за проклятыми чужими людьми, которые не хотели подарить тебе наган от чистого сердца, — тогда я решил: если Аллах вернет меня живым в Алтын-Киик — дать тебе совет…
— Ну, давай, — разрешил Кудайназар, шевеля носком сапога марыйские побрякушки.
— Позволь нам поставить тебе юрту над пещерой Каинды, в урочище!
— Зачем? — удивился Кудайназар. — Это хорошая кибитка, не хуже твоей мельницы.
— Лучше! — возмущенно взмахнул руками Абдильда, а потом сунул ладони в широкие раструбы барсовых рукавов. — Она лучше! И больше! И удобней! Но твои люди должны видеть, что ты живешь как хан, а не как какой-то охотник… Нашим алтын-киикцам это, конечно, все равно — но у тебя есть уже трое таджиков, и еще другие к тебе придут, вот увидишь. В ханской юрте они должны просить тебя взять их в твой отряд, а не в саманной кибитке — пусть даже она будет лучше, чем моя мельница, пусть!