В отличие от большинства, обе наперсницы приняли новую юнгферу настороженно. Анна не разглядела с самого начала подлинную сущность обеих и это, как мы увидим в дальнейшем, стоило ей немалых переживаний. Остальные дамы и кавалеры Двора старались просвещать новенькую наперебой. Сплетни — любимое занятие при любом Дворе.
На одном из раутов в самом начале службы Анне показали бывшего камергера покойного императора, а ныне дипломата графа Сергея Васильевича Салтыкова,[32] воротившегося из Парижа.
Видный мужчина он, казалось, в совершенстве владел искусством обращения с людьми с тою хитрой ловкостью, которая приобретается лишь жизнью в большом свете. Говорили, что, будучи во французской столице в ранге посланника, он вел такую легкомысленную и распутную жизнь, что наделал долгов, заплатить которые просто не мог. Государыня велела погасить их из кабинетных сумм, а самого графа определила с довольным содержанием в Дрезден. Анна недоумевала по поводу такой щедрости. И тогда фрейлины, не в силах сдержаться, рассказали ей «за тайну» о предполагаемом его отцовстве наследника. Однако Анна, сколько ни вглядывалась, фамильного сходства не нашла.
Однажды в покоях Государыни она увидела небрежно брошенный на пол гравированный портрет. Надпись по краю гласила: «STANISLAVS AVGVSTVS D.G. REX POLONIAE M. D. LITH.» — Станислав Август Понятовский. Анна слыхала, что в сентябре 1764 года красавец‑поляк был избран сеймом на польский престол. Знала и о его пребывании чрезвычайным послом в Петербурге. Среди фрейлин ходило немало разговоров о том, что ветреный кавалер не задумывался о рыцарской верности своим избранницам. Девицы рассказывали буквально легенды о его многочисленных связях. В том числе… Вполне понятно, что молодая и покинутая мужем великая княгиня Екатерина была очарована учтивостью галантного кавалера. В скором времени у них состоялось тайное свидание, на котором, как уверяли Анну фрейлины, он был осчастливлен… Но затем красавец‑бонвиван уехал. Говорили, что в недалеком времени его будто бы заменил Александр Строганов, камергер, возведенный в графское достоинство Священной Римской империи…
Но то все было в прошлом. Ныне должность фаворита прочно занимал Григорий Григорьевич Орлов, граф, генерал, и кавалер… Но о нем Анне, памятуя их родство, рассказывали мало. Пожалуй, она и сама знала больше кого‑либо. Но и у нее желания поведать о том кому‑либо не возникало…
Во время одного из больших выходов императрицы, Анну представили старой статс‑даме графине Марье Андреевне Румянцевой, матери известного генерала. Несмотря на солидный возраст, графиня сохранила прекрасную память, пылкость воображения и была полна жизни. Послушать ее рассказы о былом собиралось немало охотников. Анна чем‑то расположила к себе старую даму и та ей одной рассказала забавную историю о польском короле.
— Сие — дела дней давних, голубушка. Нынче, пожалуй, об том стоит поминать лишь как о забавном анекдоте… — графиня помолчала, всматриваясь в стоявшую перед нею девушку, как бы раздумывая, стоит ли продолжать… — Впрочем, вы мне по душе, да и чем я рискую в свои‑то годы…
Государыня пребывали тогда еще великой княгиней. Как‑то раз в Ораниенбауме, где была летняя резиденция великого князя, приехали к нему дипломаты — граф Станислав Понятовский и граф Генрих Горн.
Граф Понятовский жил в Петербурге как посланник курфюрста саксонского и короля польского Августа III. Одновременно он был и представителем «Фамилии».[33]
Граф Горн пребывал в ранге шведского посланника. Великий князь Петр Федорович принял их необычайно любезно, но хватило его ненадолго. Сказал, что торопится к одному из своих егерей, который якобы праздновал свадьбу дочери. По сути же — в обычную компанию для возлияний. Посему, поручив гостей супруге, удалился.
После обеда ее высочество пригласила посланников посмотреть только что отделанные покои дворца. Я в числе придворных сопровождала великую княгиню при сем визите, поскольку была приставлена императрицею к Малому Двору. Все шло хорошо: вельможи по достоинству оценили росписи и роскошь внутреннего убранства дворца, пока не перешли на половину ее высочества. Здесь, стоило графу Горну переступить порог будуара, как на него с лаем бросилась одна из собачек великой княгини. Облаявши графа, она стала ласкаться к графу Понятовскому, вошедшему следом. Сцена была мимолетной, и мало кто ее запомнил. Однако граф Горн, выйдя из комнаты, придержал своего спутника за рукав и тихо сказал:
— Mon cher ami, нет ничего более предательского, чем маленькие собачки. Первое, что я делаю обычно, открывая новый роман, так это — дарю любимой женщине болонку. Через нее я всегда узнаю, пользуется ли кто еще в сем доме таким же расположением, как и я… Правило сие непреложно. Вы сами видели, что собака готова была разорвать меня как незнакомого ей человека. Но она не знала себя от радости, когда увидела вас — по‑видимому, хорошо ей знакомого…
Понятовский залился краской, как девица.
— Полно, граф, — возразил он. — Я не предполагал в вас такой склонности к фантазиям.
— Не беспокойтесь, мой друг, — ответил Горн. — Вы имеете дело со скромным человеком…
Марья Андреевна замолчала и, вздохнув, спросила:
— Вам ведь, наверняка, уже рассказывали об этом романе?
Анна кивнула.
— Только не столь интересно, ваше сиятельство! А могу ли я спросить, чем все это закончилось?
— О! Страшнейшим скандалом. Любовники были настолько заняты друг другом, что пренебрегали осторожностью. Кроме того, граф слишком активно принял сторону великой княгини в ее политических играх, и это едва не стоило ему жизни… Но никто из нас в душе не осуждал ее высочество. Ах, ma chérie, вы бы видели графа Станислава в ту пору… Стройный красавец, прекрасные глаза, учтивый взгляд и манеры, и всегда приятный и интересный разговор. Граф одинаково хорошо владел не только польским и французским языками, но говорил по‑русски, по‑немецки и по‑итальянски. Он переводил Шекспира с английского на французский и сочинял прелестные вирши на латыни… Дамы были от него без ума…
Одним словом, граф Станислав обладал всеми свойствами, чтобы быть самым любезным и привлекательным кавалером.
— Но… только в частной жизни, не так ли?..
— А вы умница!.. Увы, посаженный повелением Государыни и стараниями старого графа Кейзерлинга на польский трон, он ни по крови, ни по духу не стал монархом… Конечно, поляки обязаны ему культурой и просвещением: Рыцарская Школа Кадетов, Литературное общество, печатни, книжные лавки и читальни… Он перестраивал Королевский Замок, лично следил за разбивкой парка Лазенки в Варшаве, пригласив художников и скульпторов из Франции и Италии…
А его литературный салон. Вы слыхали о его знаменитых «четверговых обедах»?.. Мне довелось бывать на них. Какие споры, сколько остроумных экспромтов там можно было услышать… Но все эти забавы стоили слишком дорого для бедной Речи Посполитой. Да и характер у графа, несмотря на честолюбие, для короля оказался слишком слабым. В критические моменты он не отличался решительностью. Все, чего он добился в жизни, доставили ему женщины… А потому стольник[34] Станислав Август Понятовский, ставший по воле русской императрицы королем польским, должен был и на престоле вести себя покладисто. Примерно так же… как и в опочивальне великой княгини…
32
Салтыков Сергей Васильевич (1726/28–1813) — камергер великого князя Петра Федоровича, дипломат, впоследствии генерал‑поручик. Несмотря на свою расточительность, Салтыков и позже пользовался добрым отношением Екатерины. Всегда был достаточно богат, занимал должности сенатора, президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки. Его коллекции картин, камней и медалей славились по всей Европе, а его меценатство делало ему честь при жизни и оставило за ним благодарность потомков после его смерти.
33
В 1795 г. по требованию Екатерины II Станислав Понятовский был вынужден отречься от престола и остаток жизни прожил в России. Приглашенный Павлом I в Петербург, он через год внезапно умер в отведенной ему резиденции — Мраморном дворце.
34
Стольники — старинный дворцовый чин. Первоначально их назначение заключалось в служении у стола государя. Позже присутствовали при приеме послов, служили в полку государевом и по городам — при воеводах. В стольниках служили лица старинных и лучших фамилий, но бывали и люди неименитые.