Она опять быстро забеременела и на этот раз дала ему все, чего ему не хватало для полного удовлетворения.
В колыбели лежал их сын. Какое счастливое предзнаменование, что он родился под Новый год!
Генрих стоял у ее постели с торжественным видом.
— Здесь лежит сын и наследник Вашего Величества,— сказала она.— Мой новогодний подарок для вас.
Тут Генрих упал на колени у ее постели и поцеловал ей руку. Она подумала, он сам всего лишь мальчик, ведь у него на лице отражалась вся его радость, то, что он так доволен ею и сыном.
— У меня к тебе просьба,— прошептала Катарина.
— Назови ее, Кейт,— вскричал он.— Тебе нужно только назвать ее... и она будет исполнена.
Он был готов дать ей все, что ни попросит, потому что хотел, чтобы она знала, что у него на душе, хотел, чтобы весь двор, весь мир знали о его благодарности королеве, подарившей ему сына.
— Чтобы этого принца нарекли Генрихом в честь его благороднейшего и возлюбленного повелителя.
На мгновение глаза Генриха увлажнились, затем он вскочил на ноги.
— Твое желание исполнено! — вскричал он.— Кейт, разве я могу тебе в чем-нибудь отказать!
Вспоминая об этом, Катарина улыбнулась. Почти сразу же он нетерпеливо поспешил оставить ее, потому что обдумывал церемонию крещения, которая, как он решил, по своему великолепию должна затмить все когда-либо проводившееся раньше.
Это был его первенец, наследник престола, которого назовут Генрихом. Он был счастливейшим из королей; поэтому и она, у которой огромная благодарность переросла в чувство любви к нему, была счастливейшей из королев.
Неудивительно, что у нее не было никакого желания унестись в мир сна, когда, бодрствуя, она могла насладиться таким счастьем.
* * *Король тепло улыбнулся своему противнику по игре в теннис, которую они только что закончили. Это была игра на равных, но у короля не было ни малейших сомнений в том, что победит он. Не сомневался в этом и Чарльз Брэндон. Не такой он глупец, чтобы помышлять о победе над королем, хотя, готов был он признаться, довольно сомнительно, чтобы он смог этого добиться: Генрих был превосходным игроком в теннис.
Генрих с нежной фамильярностью взял под руку своего друга. Чарльз Брэндон был высоким, но Генрих — выше. Чарльз был красив, но ему не хватало розовато-золотого великолепия короля. Он был хитроумен и потому всегда следил за тем, чтобы, побеждая в турнирах и отличаясь во всех видах спорта, немного отставать от своего господина.
— Хорошая была игра,— пробормотал Генрих.— В какой-то раз я подумал, что ты победишь.
— Нет, вы сильнее меня, Ваше Величество.
— Не уверен, Чарльз,— ответил король, но с таким выражением, какое ясно показало, что в этом не оставалось ни малейших сомнений.
Брэндон покачал головой с притворным сожалением.
— У Вашего Величества... нет соперников. Король махнул рукой.
— Лучше поговорим о другом. Я хочу устроить маскарад как только королева сможет встать с постели — чтобы показать, как я ей доволен.
— О, какой счастливый случай выпал Катарине быть королевой такого короля!
Генрих улыбнулся. Он находил удовольствие в лести, и чем больше она была неприкрытой, тем больше ему нравилась.
— Полагаю, у королевы нет оснований быть недовольной своим положением. А теперь, Чарльз, придумай какое-нибудь пышное зрелище, которое пришлось бы мне по вкусу. Давай устроим турнир, где мы все появимся переодетыми, так что королева не будет знать, кто мы. Мы удивим всех своей отвагой, а потом, когда нас признают победителями, сбросим маски.
— Уверен, что это доставит Ее Величеству большое удовольствие.
— Помнишь, как я удивил ее на Рождество в костюме неизвестного рыцаря и как изумил всех своим мастерством. Как она удивилась, когда я снял маску и она обнаружила, что неизвестный рыцарь — ее собственный супруг?
— Ее Величество была в восхищении. Она сомневалась, что кто-то может соперничать с ее супругом, а когда увидела того, кто обладал таким же искусством, оказалось, что это переодетый король!
При воспоминании об этом Генрих разразился громким смехом.
— Помню, как однажды я с кузеном Эссексом ворвался в ее апартаменты, изображая Робина Гуда и его лучников,— задумчиво проговорил он.— А тот случай, когда с Эссексом, Эдуардом Ховардом и Томасом Парром... там были и другие... мы появились, переодетые турками, а лица наших слуг были вымазаны сажей, чтобы они выглядели как арапы.