Все следы дурного настроения исчезли. Он схватил ее и крепко обнял, но мысли его уже были далеко — он вел солдат в победное сражение. Это будет почище веселых маскарадных эскапад, очаровавших придворных и простых в Виндзоре, Ричмонде и Вестминстере.
Он был доволен — доволен жизнью, доволен Кейт.
Генрих потанцевал с ней по апартаментам, поднимая ее на руках, выжидая, чтобы она подивилась его силе — что она и делала, одновременно перебирая пальцами ее волосы и лаская ее тело.
— Одно только мне не по нраву. Я буду разлучен с моей Кейт. А что она будет поделывать в ожидании победителя, а? — Маленькие глазки заискрились от смеха и самоуверенности.— Быть может, она будет нянчить наследника Англии... наследником всех тех земель, что я верну английской короне!
Катарина смеялась в его объятиях. На какое-то время опасность миновала, король был опять счастлив.
* * *Так значит предстояла война. Катарина всеми силами стремилась показать Генриху, что она может помочь ему и он может рассчитывать на то, что королева всегда будет с ним рядом.
Генриха не покидало приподнятое настроение. Он был уверен, что завоюет новые почести, и уже относился к предстоящей войне как к окруженному ореолу балу-маскараду. Его ободряло то, что менее значительные вопросы можно было надежно оставить Катарине, и он был ей доволен, потому что она так хотела принести пользу.
Все ночи он проводил с ней.
— Я мечтаю только об одном, Кейт, чтобы к моему отъезду ты была беременной. Какая для меня радость! Я отправляюсь воевать за честь Англии, зная, что ты дома лелеешь мое семя в этом своем хорошеньком животике. Я дам Англии новые владения, Кейт, а вместе мы дадим ей наследников. Ну как?
— Генрих, если бы так случилось, я бы стала счастливейшей женщиной на земле.
— Конечно, так и будет.— У него не было сомнений.
Катарина призвала к себе Томаса Уолси; на нее произвело впечатление, с каким знанием дела он справлялся со своими обязанностями, включавшими теперь и подготовку снаряжения для будущей войны.
Она была рада, когда однажды с ним совещалась и к ним присоединился король.
На лице Генриха было грубовато-добродушное выражение.
— Ха, господин Уолси,— воскликнул он.— Ее Величество говорит, что вы нам очень полезны.
— Я покорнейше стараюсь сделать все от меня зависящее, сир,— ответил Уолси.— Сожалею, что у меня не четыре пары рук и четыре головы, чтобы служить Вашему Величеству еще лучше.
Генрих засмеялся и положил свою огромную руку на плечо Уолси.
— Мы вполне довольны этими двумя руками и этой головой, друг мой. Королева высоко оценила вашу работу. Она глубоко уважает вас, а мы с королевой единодушны во всех вопросах.
— Служить такому господину... и такой госпоже — большая радость.
— А мы счастливы иметь такого слугу. Покажите мне перечень подготовленного вами провианта.
— Вот он, Ваше Величество.
— Фокс говорит, что вы работаете за двоих. Он тоже о вас высокого мнения.
— Епископ всегда был мне хорошим другом.
— Это нам нравится. Мы любим, когда наши министры хорошо работают вместе. Слишком часто мы слышим о разногласиях, поэтому приятно слышать о добром согласии. Дайте-ка посмотреть. Так много провизии, да? Так много расходов по доставке. И вы можете изыскать эти деньги, господин Уолси?
— У меня нет в этом никаких сомнений, сир. Могу подробно объяснить, как я предполагаю это сделать.
— Хватит, довольно. Мы вам доверяем. Не надоедайте нам, рассказывая как, почему и где. Сделаем так, чтобы у нас было то, что нам нужно.
— Так и будет сделано, сир.
Генрих еще раз похлопал того по плечу, и Уолси, который всегда старался не упускать возможности, произнес как бы под влиянием порыва, но за этим скрывалась тщательная подготовка:
— Ваши Величества, могу я получить ваше разрешение поговорить с вами о... несколько деликатном деле?
Генрих постарался придать себе проницательный вид; Катарина почувствовала легкую тревогу. Она всегда боялась, когда кто-то, кого она глубоко уважала, небрежно сказанным словом мог вызвать гнев короля и испортить свою многообещающую карьеру.
— Говорите,— сказал Генрих. Уолси опустил глаза.
— Это вольность с моей стороны, Ваше Величество, но я допускал такие вольности, служа вашему благороднейшему и уважаемому отцу, и тем самым завоевал его расположение. Я буду служить Вашему Величеству со всем рвением, которое я отдавал делу вашего отца.
— Да, да,— нетерпеливо промолвил Генрих.
— Это касается милорда Сюррей.